На больших скоростях мы должны были двигаться к реке Одер через города Петрокув, Острув и Кратошин. На маршруте были и другие, более мелкие населенные пункты, которые я не помню – прошло с тех пор полвека, а дневник я не вел. Как обычно, опять меня со взводом на трех танках отрядили в передовой отряд. Движение в глубоком тылу противника – это не парадное движение, надо быть всегда осторожным. Перед нами ставилась задача не вступать в бой с мелкими группами противника, не задерживаться – только вперед! И все же мы несли потери и в людях, и в боевой технике. В боях привыкаешь к героизму и самоотверженности бойцов, считаешь, что так должно и быть, однако к смерти людей привыкнуть невозможно.
По польской земле мы продвигались быстро, лишь иногда противник оказывал сопротивление, но я в бой не вступал – это задача других, основных сил батальона или бригады. Хорошо, что авиация противника не действовала из-за плохой погоды – стояла низкая облачность, туман, изредка шел снег. Привалы были короткие, в основном для отдыха механиков-водителей танков и из-за необходимости кое-что подремонтировать в танках, перекусить, размяться и оправиться. Попадались реки. Как правило, мы захватывали мосты целыми и невредимыми и переправлялись по мосту. Если мост был разрушен, а лед был крепкий, то танки проходили по льду. Иногда лед не выдерживал тяжести танков, и они проваливались и продолжали форсирование вброд. Таких переправ было всего одна или две, не больше. Некоторые из десантников в таких случаях не сходили с танка и сильно намокали, а сушиться потом времени не было. Обычно же десант переходил реку по льду, спешившись с танков и в стороне от места их переправы.
В ночь на 18 января 1945 года, преодолев сопротивление противника, мы ворвались в г. Петроков (или Петрокув). В городе бригада не остановилась, мы быстро проскочили Петроков, для острастки постреляв по домам прямо с танков. Пройдя город, мы стремительным маршем двинулись к г. Лодзь и на рассвете 19 января овладели южной окраиной города.
Спешившись за домами и в поле, мы стали окапываться на случай артиллерийско-минометного налета и появления вражеской авиации. Противник молчал. Некоторые солдаты пренебрегли моими требованиями, вырыв только ячейку лежа, пришлось их заставить копать землю. Не любили солдаты окапываться, труда много затрачивается, а необходимость иногда отпадает – или противник не открывает огня, или только выроешь окоп, а тут команда «вперед» или «по машинам». Я же заставлял окапываться по многим причинам: во-первых, меньше потерь будет от огня противника, но главное – бойцы могли не выдержать мощного артиллерийско-минометного огня или налета авиации противника и покинуть с испугу позиции и убежать в тыл, а в панике было бы еще больше потерь. Фронтовая практика научила меня этому, и я жестко проводил ее в жизнь. Возможно, и потерь мы несли меньше, чем другие роты. Я был требовательным ради жизни бойцов, подчиненных мне солдат и сержантов. Они ворчали на меня, обижались, но я всегда проводил свою линию.
Впереди виднелась панорама города Лодзь и немецкая оборона с танками, вкопанными в землю. Огонь противник пока не открывал, а мы и подавно. Весь день 19 января прошел спокойно. Правда, маленький танковый бой состоялся между своими. Недалеко от нас, несколько правее, к полудню появилась колонна танков. Несколько танков нашего танкового полка открыли по колонне огонь. В ответ те тоже обрушили шквал огня. Перестрелка продолжалась недолго и внезапно прекратилась. Оказывается, к городу подходили танки 1-й танковой армии 1-го Белорусского фронта, а мы, 4-я танковая армия, относились к 1-му Украинскому фронту. На фронте и такое бывает, хорошо, что быстро разобрались, кто есть кто, и потерь не было, мне кажется, ни с нашей стороны, ни у них.
На окраине Лодзи, где мы окопались, я проверял, как окопались солдаты, и ходил во весь рост впереди окопов, на виду у немецких танков и окопов, бравируя своей смелостью. Парторг нашего батальона заметил мне, что не стоило бы так в открытую ходить, могут и убить, и был удивлен, что я так смело поступаю. Помню, что я ему ответил, что танк по мне не будет стрелять, а огонь из автомата не достанет. После этого случая парторг проникся ко мне уважением и вторично обратил на меня внимание после произошедшего дальше.
Мы должны были уходить, так как, оказывается, в нашу задачу не входило брать Лодзь. Танки стали выстраиваться по улице в колонну, и последовала команда «по машинам». Наш танк стоял между домами. Я подошел к командиру танка и сказал ему, чтобы он продвинулся вперед и встал за домом, для того чтобы противник не видел нашу посадку на танк. Зачем, мол, светиться? В ответ на меня накинулись кто-то из танкового полка, а также из нашего батальона. Причин моей просьбы никто не понял, крик, мат-перемат и оскорбления в мой адрес... Танки не укрылись за дома, как я просил, а остались стоять, как стояли. Пока меня ругали, раздались два разрыва, и оба снаряда угодили в танки, которые стояли между домами. После этого танки моментально передвинулись за дома. Горе-руководители, которые меня ругали, подошли к этим танкам и увидели страшную картину. Фугасный снаряд от немецкого «тигра» попал в кормовую часть танка, а на моторной части танка уже разместились солдаты нашей роты. Взрывом снаряда почти все были убиты, от отдельных солдат вообще ничего не осталось. Погибло, наверное, 7–8 человек. На другом танке солдат не было. Больше выстрелов не последовало. Подошел командир бригады полковник Туркин и, узнав, в чем дело, сказал Столярову и Козиенко: «А ведь Бессонов был прав».
Мы оставили предместье г. Лодзи, и опять взвод на трех танках был впереди бригады. Я уже говорил, что задачей армии, корпуса и бригады было как можно быстрее продвинуться к Одеру и захватить плацдарм на его западном берегу, в районе г. Кебен (севернее Бреслау). Пройдя от Лодзи километров 50, мы остановились на отдых, заправить танки, пополниться боеприпасами и вздремнуть, если позволит обстановка. Ведь в течение семи дней, с 12 по 18 января, мы прошли с тяжелыми боями более 200 км. За сутки, днем и ночью, мы проходили до 50 км и почти не спали. Измотались прилично. Проникая глубоко в тыл противника, мы должны были захватывать удобные переправы через реки и бить его резервы, если не смогли их обойти. Этот привал пролетел быстро, и в ночь на 21 января мы двинулись дальше. Не везде одинаково встречали поляки наших воинов. Иные с радостью, иные с затаенным недоверием. Иногда в деревне не было ни души – жители скрылись, как только узнали о приближении русских танков.
Когда батальоны остановились на привал после дневного марша, мне приказали ночью двигаться с пятью танками вперед и захватить важный узел дорог. Возглавил отряд лично командир танкового полка майор Столяров, и я размещался на его танке. Неожиданно мы заметили фрицев, и Столяров спросил у меня: «Что будем делать?» «Давить!» – ответил я. Эту команду он и передал всем танкистам по рации. Было понятно, что иного выхода у нас и нет. Немцы превосходили нас числом, но благодаря внезапности мы разнесли хорошо вооруженный отряд немцев в пух и прах. Мои бойцы показали чудеса доблести, смелости и решительности, ведя скоротечный бой кто с танков, кто спешившись. Горели автомашины и бронетранспортеры, некоторые вообще были брошены экипажами, вокруг валялись трупы немецких солдат. Нам даже удалось сжечь два «тигра», а немецкая пехота, кто остался живым, разбежалась. Почему-то пленных не было, разбежались все, кто уцелел. Незначительная часть колонны успела скрыться в потемках, и мы уцелевших не преследовали. Путь бригаде был свободен.
Мои воины подходили ко мне разгоряченные, довольные своей победой. Мы захватили кое-какие трофеи, но это неважно, главным был успех. Вот что значит внезапность нападения, да еще ночью. Немцы не ожидали такой дерзости от нас и не организовали охрану колонны, как обычно, и за это поплатились. Почему-то этот бой мне хорошо запомнился, видимо, из-за успеха и отсутствия потерь среди личного состава.
На радостях мы даже немного выпили и налили Столярову и его танкистам по символической стопке – в этом бою мы «наколотили» столько фрицев, что даже повидавшему войну боевому командиру Столярову стало плохо, но спирт привел его в порядок. До рассвета, выполняя поставленную задачу, мы шли вперед. Остановились погреться в какой-то деревеньке, где в ожидании главных сил бригады простояли до вечера.
В ночь на 22 января бригада пошла дальше. Теперь впереди наша рота действовала десантом на ИС-2, а не на «тридцатьчетверках». Бригада была усилена тремя такими машинами.
Мы двигались со значительной скоростью, перегнав отступающие по другим дорогам немецкие части, и оторвались от частей наших общевойсковых армий почти на значительное расстояние. Обстановка требовала стремительного продвижения вперед, чтобы лишить немцев возможности занять удобные и порой уже подготовленные оборонительные рубежи, особенно по р. Одер. Ночью 23 января мы ворвались в г. Острув и после короткого, но упорного боя овладели городом. В этом городе немцы впервые применили против наших танков фаустпатроны, но промазали. Долго в городе мы не задерживались, хотя там имелись
