– Сразу расправляться с вами я не буду. Живой вы мне сейчас полезнее, чем мертвый. Так что оставим все как есть и продолжим наш разговор. О какой это услуге вы вдруг заговорили? Не о той ли, к которой вы ее принудили шантажом?

– Мелочи жизни! Цель оправдывает средства, милостивый государь, а нам тогда страшно нужны были деньги и оружие. Вдруг представляется прекрасный случай: моя подружка выходит замуж за одного из богатейших в Европе торговцев пушками.

– С чего, черт подери, вам так приспичило вооружаться? Вроде бы Польша теперь свободна...

– Свободна? Вы так считаете? Сразу видно, что вы понятия не имеете о нашем герое, славном маршале Пилсудском! И что вообще итальянец способен понять в делах Польши?

– С итальянца хватит и того, что, по его сведениям, Пилсудского теперь, по сути дела, отстранили от власти.

– К власти он вернется, и до сих пор он, и только он правит бал. А вы говорите – свободна! Да поймите вы наконец, Пилсудский – самый настоящий диктатор! А нам не нужен диктатор, даже если он – поляк!

– Так чего вы хотите? Революцию, как в России? Вы что, с друзьями в нигилисты записались?

– Вас это не касается. А что до леди Фэррэлс, то знайте, вину за убийство ее мужа я на себя не возьму! Я тут ни при чем...

– То-то вы так быстро сбежали, как только увидели, что он упал!

– Но посудите сами! Я понял, что приедет полиция и меня немедленно схватят.

– Однако драгоценности леди Фэррэлс вы прихватить успели...

– Я не крал. Она сама отдала их, чтобы мне было на что прожить.

Морозини затошнило от отвращения, и все-таки он не удержался от саркастической улыбки, вспомнив, какую идиллическую картину нарисовала ему Ванда. Верный рыцарь! Сказочный герой! Абсурд!

– Представьте, в этом мире есть глупцы, уверенные, будто вы ее любили!

Лицо юноши, до этого болезненно морщившееся, вдруг разгладилось, словно от волшебного дуновения.

– А разве я не любил ее? Любил... безумно любил. Наверное, и сейчас еще люблю... Но на виселицу все равно пока не хочу!

– Предпочитаете, чтобы повесили ее. Вы что, считаете ее убийцей?

Владислав провел дрожащей рукой по спутанным волосам.

– Может быть... Не знаю... Пусть разбирается английский суд!

– Мне кажется, вышеозначенный суд скорее признает виновным вас. А если желаете знать мое мнение, то я скажу: вы – законченный негодяй!

– Не смейте так говорить обо мне! Если была бы хоть одна не самоубийственная для меня возможность ее спасти, то я бы сделал все от меня зависящее!

– Как раз о такой возможности я и говорю! Я заплачу вам за то, что вы напишете признание, которое будет передано полиции лишь после нашего с вами отъезда. Я обеспечу вас фальшивыми документами и вывезу из Англии.

– Признание в чем? В совершенном убийстве?

– Ну да! Само собой! Я-то, если хотите знать, не сомневаюсь, что убийца – вы!

– Вы с ума сошли! Тоже мне! Нашли убийцу в этом проклятом доме на Гросвенор-сквер! Вы не можете себе представить, что за атмосфера там царила! Все просто сочилось ненавистью. Трое мужчин, влюбленных в одну женщину... Да она вертела нами как хотела!

– Вам она, кажется, отдавала предпочтение? – проговорил Морозини, причем в его голосе послышался металл.

Ладислав в ответ горько рассмеялся.

– Ну да. Что-то из варшавских наших игр возобновилось, только любви тут не было и в помине. Там она и вправду меня любила, а здесь хотела только одного: чтобы я избавил ее от ненавистного мужа. Я не согласился, так что моей вины здесь нет!

– В самом деле? Ну это мы скоро проверим. Раз вам не по душе мое великодушное предложение, – свободной рукой Альдо отодвинул двойную штору, – вы отправитесь со мной в полицию и дадите там какие вам будет угодно объяснения. Сюда, пожалуйста, – пригласил он, указывая браунингом на окно.

– Хотите, чтобы я вылез через окно?

– Мне понравился этот путь. Вы моложе меня и, надеюсь, справитесь ничуть не хуже.

Князь хотел прибавить, что во дворе их ожидает еще один человек, но не успел. Что-то с силой стукнуло его по голове. Меткий удар пришелся как раз в висок. Альдо застонал, выронил оружие и упал как подкошенный.

Когда к Альдо наконец вернулось сознание, он почувствовал, что вокруг него колышется тьма, и понял, что положение его не из лучших. Голова болела, в висках пульсировала кровь, да и кляп во рту не прибавлял приятных ощущений. Все тело мучительно ныло. Князь попытался пошевелиться, но ему это не удалось, так как он весь был туго перетянут веревками, и кроме того, как спеленутая кукла, то и дело перекатывался, подпрыгивал и ударялся о стенки ящика, в котором его везли, – похоже, это был небольшой фургон, который трясся по ухабам проселочной дороги.

Постаравшись привести свои мысли в порядок, выстроив их в логическую цепочку, Альдо понял еще отчетливее, что попал в незавидное положение. Не исключено, что судьба его уже решена окончательно и бесповоротно... Куда же его везли?.. Судя по ухабистой дороге, они покинули пределы города, но в каком направлении они двигались?

Ответ он получил совершенно неожиданно, узнав перекрывший шум мотора голос Ладислава.

– Не стоит слишком далеко продвигаться с фургоном, вы же знаете – скалы опасны.

– Я их знаю лучше, чем вы, – пробурчал в ответ другой мужской голос, недовольный и до того сонный, что можно было подумать, будто этого человека только что разбудили. – Я прекрасно знаю, где мне остановиться, чтобы не тащить его слишком далеко! Он же тяжелый, как колода!

«Вот теперь все стало ясно, – мрачно подумал Морозини, – два негодяя скинут меня в море, выбрав скалу повыше, и – все...»

Альдо давно уже не боялся смерти, наглядевшись ей в лицо во время войны. Ему было, в общем-то, все равно, каким образом покинуть этот мир... Но быть сброшенным в море, как мешок с нечистотами? Это оскорбляло его аристократический вкус!

– Вот здесь, – сказал шофер. – Здесь будет удобно. Однако нужно поторопиться, чтобы не нарваться на пограничный патруль.

Задние дверцы фургона открылись, и Альдо не без удивления увидел, что ночь как будто посветлела. Во всяком случае, исчез туман: уходящая с отливом вода, как видно, увлекла его за собой. Остались только отдельные белые клочки, и луч света от включенной фары выхватил один из них. Ангел-хранитель поляка, схватившись за туго спеленавшие Альдо веревки, шмякнул его без особых предосторожностей на землю, и венецианец, несмотря на все свое мужество, не мог не издать глухого стона – такой внезапной и резкой была боль. Слова Ладислава удивили Альдо.

– Может, не обязательно причинять ему боль? – спросил Владислав.

– Долго ему страдать не придется! Давайте-ка, добрая душа, хватайте его за ноги!

Двое мужчин подняли Альдо и понесли. Он понял, что ждать от этого мира ему больше нечего, и принялся про себя молиться. Широко открытыми глазами смотрел он в небо, куда надеялся вскоре попасть. Оно было темным, без единой звездочки. Типичное английское небо, самое обескураживающее в мире! Куда слаще было бы умирать под ласковым и бархатным небом Венеции! И вдруг как радостное утешение в голову князю пришла мысль, что вот-вот он свидится со своей нежно любимой матушкой...

Однако его мистическое вознесение на небеса было прервано, причем резко и неожиданно. Мужской голос рядом с ним прокричал:

– Опустите его как можно бережнее, а сами немедленно руки вверх! Малейший подозрительный жест – и я стреляю. Я не промахнусь!

Теобальд! Бог знает, каким чудом ему удалось проследить за похитителями! Альдо вновь ощутил пряный, горько-сладкий вкус жизни. Но нельзя сказать, что возвращение в этот мир обошлось без боли –