несколь­ких дней.

Дети и все домашние немного побаивались этих двоих, из-за их силы и странности. Уллбьорн и Грейп никогда много не разговаривали друг с другом, только иногда, когда к ним обращались, они кратко рассказы­вали о своих подвигах и о том, как они душили людей, не дававших им достаточно еды, или ломали им спины голыми руками.

— Никто не может устоять против нас, когда мы разозлимся,— сказали они.— Но здесь нам дают до­статочно, и мы довольны. До тех пор, пока так будет продолжаться, никто не должен нас опасаться.

Людмила была единственной, кто не боялся их, и несколько раз подходила к ним, когда они чистили коровник, иногда вместе с братьями и сестрами, иног­да — одна. Когда она была там, мужчины не сводили с нее глаз, и хотя она была молода, но хорошо пони­мала, о чем они думают.

Однажды, когда она была с ними одна, Грейп ска­зал:

— Ты — такая девушка, которая могла бы мне понравиться.

— И мне тоже,— сказал Уллбьорн.

— Хотелось бы мне поиграть с тобой в стогу сена,— сказал Грейп,— если только ты не боишься.

— Я могу сыграть получше Грейпа,— сказал Ул­лбьорн.

Людмила засмеялась:

— Я вам обоим нравлюсь? — спросила она.— Жаль. Потому что я — девственница, и королевских кровей, и не могу ложиться с любым случайным бродягой. Но мне кажется, что я предпочитаю одного из вас друго­му.

— Это я? — спросил Грейп и отбросил в сторону лопату.

— Это я? — спросил Уллбьорн, бросая метлу.

— Мне больше всего нравится тот,— сказала Люд­мила,— кто из вас сильнее. Интересно было бы узнать, кто же это.

Оба мужчины были уже охвачены желанием. Они молча смотрели друг на друга.

— Возможно,— мягко добавила Людмила,— я раз­решу более сильному немного посидеть со мной у реки

При этих словах они сразу страшно зарычали, как вервольфы, и схватили друг друга. Казалось, что силы их равны, и никто из них не может добиться превосходства. Стены дрожали, когда они ударялись о них. Людмила отошла к двери, чтобы не мешать.

В это время подошел Орм.

— Что за шум,— спросил он ее,— чем они там занимаются?

Людмила повернулась к нему и улыбнулась:

— Дерутся,— сказала она.

— Дерутся? — спросил Орм, делая шаг в ее сторону.— Из-за чего?

— Из-за меня,— отвечала Людмила радостно.— Может быть, это и есть то, что они называют «прийти в бешенство».

— После этого она в испуге убежала, поскольку увидела на лице Орма выражение, которое было для нее ново, и поняла, что очень сильно рассердила его.

Старая метла стояла у стены. Орм вырвал из нее ручку, и она была его единственным оружием, когда он вошел, захлопнув за собой дверь. Потом раздался его голос, заглушивший рычание этих двоих, а затем вхлеву все затихло. Но почти сразу же рычание началось снова и с удвоенной силой. Служанки вышли со двора и стояли, прислушиваясь, но никто не желал открыть дверь в коровник и посмотреть, что там про­исходит. Кто-то позвал Раппа с топором, но его никто не мог найти. Затем одна из дверей распахнулась и оттуда в страхе выскочил бык, на шее у него был обрывок веревки. Он умчался в лес. Все закричали при виде этого зрелища, теперь и Людмила испугалась и закричала, поскольку поняла, что из-за нее началось нечто большее, чем она предполагала.

Наконец, рев прекратился и наступила тишина. Вышел Орм, тяжело дыша и вытирая рукой лоб. Он хромал, одежда на нем была порвана. Служанки подбежали к нему с обеспокоенными криками и вопроса­ми. Он посмотрел на них и сказал, что им не надо накрывать на стол к ужину для Уллбьорна и Грейпа.

— И завтра тоже,— добавил он.— Но я не знаю, Что у меня с ногой.

Он прохромал к дому, чтобы Йива и священник осмотрели рану.

Внутри коровника все было в беспорядке, а двое бешеных лежали друг на друге в одном из углов. У Грейпа в горле торчала ручка от метлы, а язык Уллбьорна вывалился изо рта. Оба были мертвы.

Людмила боялась, что сейчас ее выпорют, и Йива считала, что она заслужила это за то, что одна пошла к бешеным. Но Орм попросил, чтобы с ней обошлись помягче, так что она отделалась легче, чем предпол­агала. Она в такой манере рассказала о том, что пред­шествовало драке, что они согласились, что ее вины в этом нет. Орм не был расстроен происшествием, после того как отец Виллибальд осмотрел его ногу и сказал, что рана легкая. И хотя сейчас он был уверен, что Гудмунд из Уваберга специально всучил ему этих двоих, чтобы отомстить, он был очень доволен тем, что сумел осилить двоих бешеных без оружия.

— Ты поступила мудро, Людмила,— сказал он,— натравив их друг на друга, когда они хотели совратить тебя, потому что я не уверен, что даже я смог бы пересилить их, если бы они до этого уже несколько не устали. Поэтому, Йива, я советую ее не сечь, хотя это было очень глупо с ее стороны — пойти туда к ним в одиночку. Она еще слишком молода, чтобы понимать мысли мужчин, которые неизбежно у них возникают, когда они видят ее.

При этих словах Йива с сомнением покачала голо­вой, но позволила Орму настоять на своем.

— Все закончилось хорошо,— сказал он.— Никто не станет отрицать, что эти два злодея неплохо пора­ботали за то время, пока были здесь. Теперь у меня есть колодец, сарай для лодок, и имя мое еще больше прославилось, а Гудмунд хорошо наказан за свои проделки. Так что все нормально. Но надо дать ему знать, что если он вновь разозлит меня, я нанесу ему такой визит, который он не забудет.

— Я пойду с тобой,— сказал Черноволосый с серь­езным видом. Он сидел и слушал их разговор.

— Ты еще слишком мал, чтобы носить меч,— сказал Орм.

— У меня есть топор, который Рапп выковал для меня,— ответил он.— Он говорит, что мало найдется топоров с таким острым лезвием, как у моего.

Орм и Йива засмеялись, но отец Виллибальд на­хмурился и покачал головой, сказав, что плохо слы­шать такие слова из уст христианского ребенка.

— Я должен вновь сказать тебе, Черноволосый,— сказал он,— то, что ты уже слышал от меня раз пять если не десять. Ты должен поменьше думать об оружии и побольше о том, чтобы выучить молитву «Патер Ностер», которую я так часто объяснял тебе и просилвыучить. Твой брат Харальд знал эту молитву наизусть, когда ему было семь лет, а тебе уже двенад­цать, а ты не знаешь.

— Харальд может помолиться за нас обоих,— смело отвечал Черноволосый,— а я не спешу учить то, что говорят попы.

Так проходило время в Гренинге, и ничего особен­ного не происходило. Орм был вполне доволен пер­спективой просидеть здесь мирно до конца своих дней. Ho на следующий год после того, как он убил бешеных, он получил сведения, которые вынудили его отпра­виться в третий свой большой поход.

В Гренинг приехал Олоф Синица с десятью людь­ми, и ему был оказан теплый прием. Он пробыл там три дня, поскольку между ним и Ормом была крепкая дружба. Целью его путешествия, однако, было, как он объяснил, доехать до восточного побережья и Кивика, чтобы купить соль у торговцев с Готланда, которые часто бросают там якорь. Когда Орм услышал об этом, он решил поехать с ним с той же целью.

Дело в том, что соль теперь было трудно достать, какую бы цену ни предлагали за нее, из-за короля Свена Вилобородого Датского и той удачи, которая сопутствовала всем его начинаниям. Потому что ко­роль Свен теперь бороздил моря с такими многочис­ленными флотилиями, о которых раньше никто не слыхал, захватывая все корабли, которые попадались на его пути. Он совершил набег на Хедеби и разграбил его, говорили также, что он опустошил всю страну Фризов. Более того, было известно, что он решил завоевать всю Англию, и все то, что успеет. Торговля и коммерция совсем не занимали его, его интересовали только корабли и воины, дело приняло такой оборот, что за последнее время ни одного корабля с солью не пришло с запада, поскольку они боялись заходить в северные воды. Поэтому соли было не достать, кроме той, что Готландцы завозили из страны Вендов, и ее такой охотой раскупали жители побережья, что внутрь страны ее поступало очень мало или не посту­пало совсем.

Орм взял с собой восьмерых человек и поехал с Олофом Синицей в Кивик. Там они прождали несколько­ дней в надежде, что скоро может прийти корабль, там собралось много народу со всех мест, которые ждали того же. Наконец, появились два готландских корабля. Они были тяжело загружены и бросили якорь довольно далеко от гавани, потому что голод на соль стал таким сильным, что готландцы теперь торговали осторожно, чтобы не быть убитыми слишком рьяными покупателями. Их корабли были большими, с высоки­ми носами, хорошо укомплектованными людьми, и те, кто хотел покупать, должны были подплывать к ним на маленьких лодках, с которых их запускали на корабль только по двое.

Олоф Синица и Орм наняли рыбацкую лодку и их подвезли к кораблям. На них были красные плащи и блестящие шлемы. Олоф ворчал, что лодка слишком маленькая, поскольку ему хотелось, чтобы его везли на чем-то более солидном. Когда подошла их очередь, они взобрались на корабль, на котором был штандарт вождя,и когда они это сделали, их гребцы, один Олофа, а другой — Орма, прокричали их имена, чтобы готлан­дцы могли сразу понять, что им оказана честь прини­мать вождей.

— Олоф Стирссон Великолепный, вождь финнведингов, которого многие называют Олоф Синица,— прокричал один.

— Орм Тостессон Бывалый, вождь на море, кото­рого большинство называют Рыжий Орм,— прокричал второй.

Среди готландцев послышалось перешептывание, когда они услышали эти имена, и некоторые вышли вперед, чтобы поприветствовать их, поскольку на ко­раблях было несколько человек, знавших Олофа в Восточной Стране, и несколько таких, которые плава­ли вместе с Торкелем Высоким в Англию и помнили Орма по этому походу.

На носу корабля сидел человек, недалеко от того места, куда они забрались. Неожиданно он стал громко стонать и протягивать к ним одну руку. Это был крупный человек с курчавой бородой, которая начала седеть, на лице его была широкая повязка, закрывав­шая глаза, и когда он протянул свою правую руку по направлению к Олофу и Орму, они увидели, что на ней отрублена кисть.

— Посмотрите на слепого,— сказали готландцы,— он что-то хочет сказать.