Они рассказали, что их король, Олаф Триггвассон Норвежский, самый лучший из всех когда-либо живших на земле, кроме самого Христа, пал в ходе великой битвы против датчан и шведов. Они сами были захвачены живьем шведами, на их корабль ворвались враги в больших количествах, и они, усталые, были зажаты щитами, а некоторые из-за ран не могли больше защищаться. Другие их товарищи, которым повезло больше, последовали за своим королем к Христу. Затем их повели вместе с многими другими на один из шведских кораблей, чтобы отвезти в Швецию. На корабле их было сорок человек. Однажды ночью они стояли в устье реки, и кто-то заметил, что река эта называется Святая река. Это они восприняли как знак Божий, и те из них, у которых еще оставались силы, завязали драку со шведами, находившимися на корабле. Они убили их всех, но погибло и большинство их товарищей, так что в живых осталось только шестнадцать. Оставшиеся повели корабль вверх по реке настолько далеко, насколько могли. Пятеро, у которых были более тяжелые ранения, умерли на веслах, с улыбкой на лицах, а они, одиннадцать оставшихся, забрали оружие у мертвых шведов и покинули судно, намереваясь идти в Халланд сухопутным способом, и таким образом дойти до Норвегии. Потому что, когда они поняли, что являются самыми недостойными из людей короля Олафа,— ведь только их оставили в живых, когда всех их товарищей взяли сопровождать его,— они не осмелились покончить жизнь самоубийством из-за страха, что он откажется принять их. Они считали, что это — наказание, наложенное на них, они должны вернуться в Норвегию и принести своим со гражданам весть о смерти их короля. Каждый день они прочитывали все известные им молитвы, хотя знали они их меньше, чем хотелось бы, и напоминали друг другу обо всех заповедях короля, касающихся поведения христианских воинов. Им, было очень радостно, сказали они, что наконец-то они нашли свя щенника и им разрешили посетить мессу и получить благословение Божие. Теперь, однако, они должны продолжать свой путь, потому что нельзя терять времени, ведь им надо принести печальную весть своим согражданам. Они верили, что когда сделают это, им будет дан знак, может быть, даже самим королем, что наконец-то их сочли достойными присоединиться к нему, хотя они и самые плохие из его людей.
Они поблагодарили Орма и священника за их доброту и продолжили свой путь. Больше о них ничего в Гренинге не слышали, так же как не слышали и о конце света.
Год закончился без малейших признаков, которые появились бы на небесах, и в пограничной стране наступил период спокойствия. Отношения со смаландцами продолжали оставаться мирными, не было никаких достойных упоминания инцидентов, кроме обычных убийств во время праздников и свадеб, и нескольких людей, сгоревших в собственных домах в результате споров между соседями. В Гренинге жизнь проходила спокойно. Отец Виллибальд ревностно служил Христу, хотя частенько можно было услышать, как он жалуется на то, что его община увеличивается слишком медленно, несмотря на все его усилия. Что его особенно раздражало, так это количество людей, приходивших к нему с просьбой окрестить их в обмен на теленка или телку. Но даже он признавал, что дела могли бы идти и хуже, и считал, что некоторые из тех, кого он обратил, сейчас подвержены злым силам меньше, чем до крещения. Аза делала все, что могла, чтобы помочь ему, и хотя уже начала стареть, она была столь же активна, как и прежде, и много работала по присмотру за детьми и слугами. Она и Йива были в Хороших отношениях и редко спорили, поскольку Аза Помнила, что ее невестка — королевских кровей, а когда они расходились во мнениях, Аза всегда уступала, хотя и было заметно, что это противоречит ее характеру.
— Определенно,— сказал Орм Йиве,— что старуха еще упрямее тебя, а это уже немало. Хорошо, что дело обернулось так, как я надеялся, и что она никогда не пытается ставить под сомнение твою власть в доме.
Орм и Йива не имели до сих пор никаких причин жаловаться друг на друга. Когда они ссорились, никто из них не лез за словом в карман, но такие случаи были редки и быстро заканчивались, а потом уже никто из них не таил зла. Странной особенностью Орма было то, что он никогда не порол жену. Даже когда он очень сердился, сдерживал себя, так что все кончалось не больше, чем перевернутым столом или сломанной дверью. Со временем он заметил одну любопытную вещь: все ссоры всегда заканчивались одинаково. Ему приходилось ремонтировать поломанные им вещи, а дело, из-за которого ссорились, разрешалось так, как того хотела Йива, хотя она никогда не ломала дверей и не переворачивала столов, а просто кидалась попавшейся под руку посудой в его лицо или разбивала тарелку об пол у его ног. Обнаружив это, он посчитал неблагодарным делом дальнейшие ссоры с нею, и иногда проходило по целому году без них.
У них появилось еще двое детей: сын, которого назвали Иваром в честь Ивара Широкоплечего, и который, как надеялась Аза, когда-нибудь сможет стать священником, и дочь, которую назвали Сигрун. Токе, сын Серой Чайки, был приглашен на крестины в качестве главного гостя, и именно он выбрал ей имя, хотя и после долгих препирательств с Азой, которой хотелось, чтобы девочке дали христианское имя. Токе, однако, настаивал на том, что самое красивое женское имя — это Сигрун, оно же и наиболее прославленное в старинных балладах, и, поскольку Орм с Йивой желали выказать ему максимальное уважение, было решено согласиться с его желанием. Если все пойдет нормально, сказал Токе, она, в должное время, выйдет замуж за одного из его сыновей, поскольку он не может надеяться на то, чтобы получить в качестве невестки одну из близнецов, ни один из его сыновей не достиг достаточного возраста, чтобы рассматриваться в качестве будущего мужа. А это, сказал он печально рассматривая Оддни и Людмилу, очень жаль
Обе девочки к этому времени уже подросли, и никто не сомневался, что у них будет приятная внешность. Обе они были рыжеволосыми и с хорошими фигурами, скоро уже мужчины начнут посматривать на них. Но между ними легко можно было заметить Кдно различие. Оддни имела мягкий и покладистый характер, она была умелой в женских делах, охотно слушалась родителей и редко беспокоила Йиву и Юрма. А в тех случаях, когда это все же происходило, главной виновницей оказывалась ее сестра, потому что с самого начала Оддни во всем подчинялась Людмиле, а Людмила, напротив, не любила подчиняться, а любила командовать. Когда ее пороли, она кричала не столько от боли, сколько от злости и утешалась мыслями о том, что скоро вырастет и сможет давать сдачи. Ей не нравилась работа на маслобойне или за ткацким станком, она предпочитала стрелять из лука и в этом деле вскоре стала столь же умелой, как ее учитель, Радостный Ульф. Орм не могконтролировать ее, но такое упрямство и храбрость радовали его, и когда Йива пожаловалась ему на ее необычность и на то, как она играет в лесу, стреляя с Радостным Ульфом и Харальдом Ормссоном, он просто ответил:
— А чего ты ожидала? В ее жилах королевская кровь. Она благословенна вдвойне, за себя и за Оддни. Ее будет непросто укротить, поэтому давай надеяться, что основное бремя ее укрощения ляжет не на наши плечи.
Зимними вечерами, когда все сидели вокруг огня, занимаясь своим ремеслом, она иногда вела себя мирно, и даже время от времени вышивала, если при этом рассказывалась какая-нибудь интересная история Ормом о его приключениях в заморских странах, или Азой о ее семье в давние времена, или отцом Виллибальдом о великих делах во времена Иеговы или царя Давида или Йивой об ее отце, короле Харальде. Счастливее всего она бывала, когда в Гренинг приезжал Токе, поскольку он был хорошим рассказчиком и знал много историй о древних героях. Когда он хотел выпить, всегда именно она вскакивала, чтобы наполнить его кружку, и просила продолжать, и редко когда он мог отказать ей.
С самого детства Людмилы Ормсдоттер мужчинам трудно было противоречить ей. Она была белокожей, с туго обтянутыми скулами, темнобровая, и хотя глаза ее были такими же серыми, как у многих девушек, мужчинам всегда казалось, что других таких нет во всей пограничной стране.
Первый опыт общения с мужчинами она приобрела в четырнадцать лет, когда Гудмунд из Уваберга приехал в Гренинг с двумя людьми, которых он предложил Орму принять на службу.
Гудмунда не видели в Гренинге с тех пор, как Орм оскорбил его на Тинге, и на последующие Тинги он не приезжал. Но теперь он приехал с улыбкой и дружелюбием и сказал, что хочет оказать Орму любезность, чтобы их старая ссора была забыта.
— У меня сейчас с собой,— сказал он,— два самых лучших работника, которые когда-либо были. Я предлагаю их тебе. Они не рабы, а свободные люди, каждый из них работает за двоих, иногда и больше. Следовательно, я оказываю тебе большую услугу, предлагая их, хотя столь же верно, что и ты окажешь мне услугу, приняв их. Потому что оба они — большие обжоры, и хотя я держал их у себя четыре месяца, я больше не могу этого делать. Я не так богат, как ты, а они своим обжорством лишат меня всего имущества. Я не могу ограничивать их, поскольку они предупредили меня, что в таком случае могут стать опасными. До тех пор, пока они не наедятся досыта днем и вечером, на них находит бешенство. Но они охотно работают на того, кто их накормит досыта, и никто еще не видел таких работников.
Орм отнесся к этому предложению с подозрительностью и тщательно расспросил как Гудмунда, так и обоих работников, прежде чем принять и их. Эти двое не пытались скрывать свои недостатки, но честно рассказали, как обстоит дело и чего бы им хотелось. И поскольку Орму были очень нужны сильные работники, он, наконец, принял их на службу, и Гудмунд уехал довольный.
Людей звали Уллбьорн и Грейп. Они были молодыми, с продолговатыми лицами, светловолосые, и стоило только посмотреть на них, как становилось ясно, что они сильны. Но что касается интеллекта, с этим у них было похуже. Из их рассказов стало известно, что они родом из отделенной части страны, они сказали, что их родина находится намного дальше Западного Гутеланда и называется Железной Страной, мужчины там сильны, как медведи, с которыми они часто борются ради развлечения. Но их страну поразил сильный голод, поэтому они покинули ее и направились далеко на юг, в надежде найти страну, где можно будет иметь достаточно еды. Они работали на многих фермах и поместьях Западного Гутеланда и Смаланда. Когда еды станови лось недостаточно, объяснили они, они убивали своего хозяина и шли дальше.
Орм подумал, что они работали со слишком робкими хозяевами, если те позволяли так легко себя убивать, но люди посмотрели на него серьезно и попросили хорошенько запомнить, что они сказали.
— Потому что, если мы проголодаемся, то приходим в неистовство, и никто не может нам противостоять. Но если мы получаем достаточное питание, мы ведем себя мирно и делаем все, что прикажет хозяин. Так уж мы устроены.
— Еда у вас будет,— сказал Орм,— столько, сколько хотите. Если вы настолько хорошие работники, как говорите, то стоите еды, которую съедите. Но будьте уверены, что если впадете в бешенство, то вам придется плохо, потому что я не терплю бешеных.
Они посмотрели на него в задумчивости и спросили, скоро ли обед.
— Мы уже начинаем чувствовать голод,— сказали они.
Судьбе было угодно, чтобы обед был уже скоро. Двое новичков охотно начали есть и ели столь жадно, что все смотрели на них в изумлении.
— Вы вдвоем едите за троих,— сказал Орм.— А сейчас я хочу посмотреть, как вы будете работать за двоих каждый.
— Это ты увидишь,— отвечали они,— потому что обед нас вполне устроил.
Орм начал с того, что приказал им вырыть колодец, и вскоре был вынужден признать, что они не преувеличили свои способности, поскольку они быстро вырыли хороший колодец, широкий и глубокий, обложенный снизу доверху камнем. Дети стояли и смотрели, как они работают, мужчины ничего не говорили, но было заметно, что они поглядывают на Людмилу. Она не выказывала никакого страха перед ними и спросила, что бывает с людьми, когда они приходят в бешенство, но не получила ответа.
Когда они справились с заданием, Орм приказал им Построить хороший сарай для лодок у реки, и с этим они тоже справились быстро и качественно. Йива запретила дочерям подходить к ним, когда они там работали, поскольку, как она сказала, никто не может быть уверен, что неожиданно выкинут эти наполовину тролли.
Когда сарай был готов, Орм поставил их на чистку коровника. Все коровы были на пастбище, и только бык оставался в стойле, он был слишком злым, чтобы его можно было выпускать. В стойлах лежало все накопившееся за целый год, так что Уллбьорну иГрейпу предстояла трудная работа в течение