ветра вольного, и могучего плеска волн, и ненаглядного майского солнышка. Сидели, как курицы, на Павлушкиных ладонях и рты, дармоедки, разевали: рыбки свежей просили.

Джамбул покосился на Костика. Пожевал бескровными губами. Сказал:

— Вытри слезы! Что ты, барышня кисейная?.. Он, Павлик, промежду прочим, тоже тогда в слезах домой вернулся. А я ему: «Наука тебе, да еще какая! Заруби, сын, на носу: каждому свое положено жизнью — птице с гнезда учиться летать, а человеку с младенчества к делу привыкать». И тебе, хлопчик, не мешает это знать. Старый Джамбул худому не научит!

…Чуть-чуть задумчивым и чуть-чуть грустным шагал Костик к Волге. Он не стал разыскивать в пестрой толпе купающихся Тимку. Медленно разделся у какого-то сетчатого заборчика, о чем-то сосредоточенно думая, постоял, заложив за спину руки. А потом, сорвавшись с места, понесся со всех ног к ленивой, манящей к себе волне.

С непонятной самому смелостью Костик далеко ушел от берега. Вода касалась подбородка. Перевел Костик дух и еще шагнул вперед. И тут его подхватило быстрое течение, ноги потеряли опору… Миг, другой, и Костик захлебнется, пойдет ко дну.

Но Костик пересилил страх, хватающий за горло. Стиснув зубы, он выбросил вперед правую руку и ударил ладонью изо всей силы по воде. Потом взмахнул левой, а правую отвел назад. И вдруг Костик обомлел, все еще боясь радоваться случившемуся: он не идет ко дну, нет! Держится на воде!

«Не торопись, не торопись! — говорил себе Костик, работая руками. — Плыви до самого берега. Вот так… Еще… И еще!»

А когда пальцы коснулись песчаного дна, Костик облегченно вздохнул.

«Теперь уж научусь и сам… без Тимкиной помощи. Отдышусь немножечко на горячем песочке и снова начну», — думал Костик, выходя на берег.

В этот миг на всем многолюдном пляже Костик был самым счастливым-рассчастливым человеком!

Начинало припекать. Видимо, и этот день выдастся тихим и знойным, каким ему и положено быть на исходе июля. И в то же время он ничем не похож ни на вчерашний жаркий день, ни на позавчерашний. Ей- ей! Костик не помнил в своей жизни ни одного дня, чем-то похожего на прошедший. В каждом новом дне всегда есть какая-то захватывающая, манящая новизна, каждый новый день полон невероятных открытий.

Вдруг Костик потянул носом воздух. Чем это так сладко пахнет? Ах, да! В овраге зацвели липы. Он вчера еще бегал поглазеть на эти ветвистые красавицы, обсыпанные как бы желточной пылью. Но сегодня медвяным запахом — густым и сытным — благоухал уже весь проспект Космонавтов. Отовсюду через улицу, через сады к оврагу летели вереницы жужжащих пчел.

«Знатно я нынче порыбачил! — думал весело Костик, шагая по тенистой стороне улицы. — И еще совсем не поздно, не больше десяти, а я уже возвращаюсь с уловом. Эх, и обрадуется Мишка свежей рыбке! Эх, и обрадуется!»

Придерживая левой рукой перекинутые через плечо удилища, Костик поднял правую и полюбовался — в который уж раз по дороге с Волги! — тяжелым куканом. На гибком ивовом прутике болталась, тускло, голубовато серебрясь, всякая рыбная мелочь: чехонь, белоглазка, густерка. Самым крупным на кукане был щуренок — тонкий и длинный, как обрубок палки.

Толстощекий карапуз в коротенькой рубашоночке до шишковатого пупка, по всему видно, только что вылезший из постели, стоял посреди дороги и пялил на проходившего Костика заспанные глаза.

— Рыбищи-то! — ахнул малыш и сунул в рот палец.

«Не ты первый ахаешь, — сказал Костик про себя не без гордости. — Увидит Маришка — позеленеет от зависти. Но пусть и не надеется… Ни за что я ей… ни за что на свете не покажу нашего удачливого местечка у «Кривой баклуши»!»

Внезапно Костика кто-то окликнул:

— А-а, молодой человек! С уловом вас, голубчик!

Поднял Костик глаза, а перед ним — сухопарый старик с пышной белой бородищей. Улыбается, портфелем тощим помахивает.

— Здравствуйте, — не сразу сказал Костик. И еще раз внимательно глянул на старика.

— Не признаете? — старик лукаво сощурился, а его жгуче-черные брови полезли на лоб. — Хе-хе- хе… Однако ж и память у вас… девичья!

— Нет, узнал! Нет, узнал! — вскричал тут обрадованно Костик, широко распахивая ресницы.

— То-то же! Ну-с, как ваш братец?.. Нашелся?

— Это вы про Тимку? Ara, нашелся. Только, знаете ли, у меня опять беда. — И Костик вздохнул.

— Беда? Какая же?

— Теперь Белка… Собачка пропала. Три дня не показывается. Такая вся белая, как ваша, борода, только вдоль спины у нее черный ремешок.

— Белая, как моя борода?

— Да, да! Точь-в-точь такая же.

— С черным ремешком вдоль спины?

— Ага!.. Вы ее видели?

— Представьте, нет. Не попадалась.

— Жаль.

— Надо полагать, найдется. Так же как и Тимка нашелся. — Старик опять улыбнулся, показывая вставные зубы. — А как ваша бабушка, мой друг? Вернулась домой? Или нет?

— Нет еще, не вернулась. Но она, знаете ли, теперь уж скоро… Скоро приедет. — Встав на цыпочки, Костик шепотом прибавил: — Если вы умеете хранить секреты, я вам могу рассказать про одну новость… Очень и очень секретную.

— Гм… А очень секретный секрет? — спросил старик, и вокруг его усталых, но добрых глаз собрались морщинки — много сухих и мелких морщинок. — А возможно, вам лучше этот секрет при себе оставить?

— Но я же вам доверяю!

— Ну, тогда другое дело, раз доверяете.

— Наша бабушка, — начал Костик, еще на шаг подойдя к высокому худощавому старику, пропахшему мятными лепешками, — наша бабушка, представьте, осенью поедет с нами на целину. Навсегда к нам в совхоз! А свою дачу… только, пожалуйста, все это пока между нами… а свою дачу бабушка собирается подарить детскому саду. Во-он тому, который рядом с бабушкиным участком. Как вы думаете, хорошая наша бабушка?

Старик с непонятной грустью глядел на сияющего розовощекого Костика, задумчиво теребя длинными восковыми пальцами белую с просинью бороду. А потом вдруг нагнулся, поцеловал Костика в подбородок. Поцеловал и, задыхаясь, проговорил:

— Милый ты мой… человек! И бабушка твоя… и ты тоже…

Махнул рукой и торопливо зашагал прочь.

Костик с недоумением уставился старику вслед. Но тот даже не оглянулся. Шагал себе прямо, словно проглотил шест, и размахивал из стороны в сторону скрипучим портфелем.

Костик пошел своей дорогой.

Соседскую девчонку Киру он увидел еще издали: она стояла у железных массивных ворот своей дачи. Стояла и от нечего делать наматывала на кисть руки сиреневую косынку.

«Поздороваться или нет? — спрашивал себя Костик, как-то невольно замедляя шаг. — И чего стоит, как статуя? Уж не меня ли поджидает?»

Он так и не решил: пройти ли ему мимо рыжухи молча, или сквозь зубы бросить: «Здрасте!». Оказалось, не надо было и голову ломать: Кира сама пошла навстречу Костику.

— Приветик рыбаку! — сказала она игриво, перекинув через плечо перекрученную косыночку. —