телевизору последнюю в этом сезоне игру «Ред соке», занимались внуками или, возможно, дремали после вкусного, сытного обеда.
Ральфа не интересовали «Ред соке», у него не было ни детей, ни внуков, и он, казалось, утратил всяческую способность ко сну. Поэтому он сел в маршрутный автобус и добрался до библиотеки, сожалея, что не оделся потеплее — видавшая виды кожаная куртка не согревала в прохладной темноте читального зала. Камин был пуст, а холодное безмолвие батарей центрального отопления свидетельствовало о том, что до отопительного сезона еще далеко.
Воскресный библиотекарь не потрудилась включить электричество.
Дневной свет, которому удавалось пробиться в комнату, замертво падал на пол, в углах прятались тени. Дровосеки и гвардейцы, барабанщики и индейцы на старых картинах смотрели со стен зловещими призраками. За окнами вздыхал и стонал холодный дождь.
«Надо было остаться дома», — подумал Ральф, в глубине души, однако, не соглашаясь с этим, потому что дома теперь было еще хуже. К тому же здесь он отыскал интересную книгу: «Структура снов» Джеймса А. Холла, доктора медицины. Ральф включил свет, сделавший сумрачный зал библиотеки менее зловещим, уселся за один из столов и вскоре полностью погрузился в чтение. «Прежде чем прийти к пониманию различий между нормальным и анормальным сном, — писал Холл, — ученые выяснили, что полное отсутствие определенной стадии сна ведет к расстройству личности…»
«Именно это и происходит с тобой, мой друг, — подумал Ральф. — Не можешь отыскать даже коробку с бульонными кубиками».
«…отсутствие ранних стадий сна наводит на мысль, что шизофрения может быть определена как патология, вследствие которой отсутствие сновидении по ночам со временем приводит к нарушению всего процесса сна и, следовательно, хода повседневной жизни».
Ральф сгорбился над книгой, поставив локти на стол и прижав сжатые кулаки к вискам, сморщенный лоб и сведенные в одну линию брови говорили о полнейшей концентрации. Он размышлял, уж не имел ли в виду Холл ауры, даже сам не осознавая этого. Впрочем, Ральфу до сих пор снились сны очень яркие и живые. Так, прошлой ночью он танцевал во сне в старом Павильоне Дерри (теперь его уже нет; здание снесло ураганом, как и большую часть центра города восемь лет назад) с Луизой Чесс. Кажется, он пригласил ее, намереваясь сделать предложение, но ему пытался помешать Триггер Вашон. Ральф потер глаза, стараясь сконцентрироваться, затем вновь углубился в книгу. Он не заметил, как в дверях читального зала появился мужчина в сером свитере и стал молча наблюдать за ним. Минуты через три незнакомец, приподняв свитер, извлек из чехла охотничий нож. Отблески висящих под потолком ламп заплясали на зазубренном лезвии, когда мужчина доставал и убирал нож, доставал и убирал, любуясь острием. Затем направился к столу, за которым сидел Ральф, обхватив руками голову, и присел рядом.
Ральф неосознанно почувствовал присутствие незнакомца.
«Допустимые отклонения при потере сна варьируются в зависимости от возраста. У более молодых признаки нарушений проявляются раньше, да и физические реакции выражены сильнее, в то время как у более пожилых…» На плечо Ральфа, отвлекая его от книги, легла рука.
— Интересно, как они будут выглядеть? — прошептал возбужденный голос, слова вылетали в зловонном потоке протухшего мяса, чеснока и прогорклого жира. — Я имею в виду твои кишки. Интересно, как они будут выглядеть, когда я выпущу их из тебя? Как тебе кажется, безбожный детоубийца Центурион? Как ты думаешь, какого они цвета — желтого, черного, красного?
Что-то твердое и острое прижалось к левому боку Ральфа, а затем медленно съехало вниз по ребрам.
— Я не могу ждать, чтобы выяснить это, — истерично прошептал голос. — Не могу ждать.
Ральф очень медленно повернул голову, услышав, как хрустнули позвонки.
Он не знал имени человека, у которого было такое зловонное дыхание, человека, который приставил к его боку предмет, сильно напоминающий нож, — но он сразу узнал незнакомца. Помогли очки в роговой оправе, а всклокоченная седая грива, делавшая его похожим как на Дона Кинга, так и на Альберта Эйнштейна, развеяла последние сомнения. Это был мужчина, стоявший рядом с Эдом Дипно на заднем плане газетного снимка, изображающего Хэма Дейвенпорта с поднятым вверх кулаком и Дэна Далтона с лозунгом «ВЫБОР, А НЕ СТРАХ» вместо шляпы. Ральфу показалось, что он видел этого же субъекта в нескольких телерепортажах с места продолжающихся демонстраций протеста.
Просто еще один орущий рот в толпе, еще один копьеносец. Только вот теперь этот копьеносец, кажется, собирался убить его.
— Как ты думаешь? — все таким же возбужденным шепотом прошипел мужчина в свитере. Звук его голоса напугал Ральфа больше, чем лезвие, медленно скользнувшее вверх, а затем снова вниз по кожаной куртке, очерчивая, казалось, жизненно важные органы с левой стороны его тела: легкое, сердце, почку, кишечник. — Какого цвета?
Дыхание вызывало тошноту, но Ральф боялся пошевелить головой, опасаясь, что при малейшем движении с его стороны нож остановится и вонзится в него. Теперь нож снова двинулся вверх. За толстыми линзами очков карие глаза нападавшего плавали, как диковинные рыбы. Взгляд их был непривычно размыт, странно пугающ. Взгляд человека, видящего знамения в небесах и, возможно, глубокой ночью подслушивающего шепот, доносящийся из кладовой.
— Не знаю, — ответил Ральф. — Мне вообще непонятно, почему вы решили напасть на меня. — Он мгновенно окинул взглядом помещение, все так же не поворачивая головы, но читальный зал был пуст. На улице свистел ветер, осенний дождь просился в окно.
— Потому что ты проклятый Центурион! — закричал седовласый. — Чертов детоубийца! Крадешь нерожденных человеческих зародышей! Продаешь их тем, кто побольше заплатит! Я все о тебе знаю!
Ральф медленно отнял правую руку от виска. Он был правшой, и поэтому все, попадавшее ему под руку в течение дня, обычно отправлялось в правый карман. У старой куртки были огромные удобные карманы, но Ральф опасался, что даже если ему и удастся незаметно опустить туда руку, вряд ли он обнаружит в недрах кармана что-нибудь поувесистее коробочки из-под дентина.
Он сомневался, что у него есть с собой хотя бы щипчики для ногтей.
— Это поведал вам Эд Дипно? — поинтересовался Ральф и застонал, почувствовав, как нож больно впился между ребрами.
— Не смей произносить его имя, — прошептал мужчина в свитере. — Не смей произносить его имя! Похититель младенцев! Подлый убийца! Центурион! — Он нажал сильнее, и теперь боль стала по- настоящему острой, когда лезвие ножа прорезало кожу куртки. Ральф не думал, что он ранен (по крайней мере, пока), но был вполне уверен, что нажим ножа безумца достаточно силен, чтобы оставить большой синяк. Но это ничего; если ему удастся выбраться живым из переделки, он будет считать себя счастливчиком.
— Ладно, — сказал Ральф. — Я не стану упоминать его имя.
— Проси прощения! — прошипел седовласый, снова нажимая на нож. На этот раз лезвие прошло сквозь рубашку, и Ральф почувствовал, как по его боку побежала первая теплая струйка крови. 'Что находится сейчас под ножом?
Печень? Мочевой пузырь? Что расположено с этой стороны?'
Ральф не мог вспомнить, да и не хотел. Перед его внутренним взором картина (в некотором смысле это была попытка восстановить связное мышление) — олень, висящий вниз головой около деревенской лавчонки в охотничий сезон. Остекленевшие глаза, свисающий язык и темное отверстие в животе, откуда человек с ножом — почти таким же, как этот, извлекает внутренности, оставляя голову, мясо и шкуру.
— Извини, — произнес Ральф дрогнувшим голосом. — Я сожалею.
— Да, правильно! Тебе следовало бы сожалеть, но это не так! Не так! Еще один толчок. Острая вспышка боли. И снова мокрый, растекающийся жар. Внезапно в комнате стало светлее, как будто вездесущие операторы, шныряющие по Дерри с того момента, как начались демонстрации протеста против абортов, включили свои софиты. Но, конечно, никаких софитов не было; свет включился внутри него.
Ральф повернулся к человеку с ножом — человеку, вонзающему в него зазубренное лезвие, — и увидел, что тот окружен колышущейся черно-зеленой аурой, похожей на (болотный огонек) смутное фосфоресцирующее свечение, которое Ральф иногда наблюдал в болотистых зарослях после наступления