Казалось, Ральф прислушивается, затем он улыбнулся.
— Да, — прошептал он, — пожимать при малейшей возможности.
Рука Ральфа вновь поднялась, а затем опустилась на грудь. Взгляд его выцветших голубых глаз остановился на Луизе.
— Послушай, — с огромным трудом произнес Ральф. — Каждый день просыпаться рядом с тобой было все равно что просыпаться молодым и видеть… Все заново. — Он вновь попытался погладить ее по щеке, но не смог. — Каждый день, Луиза.
— Я чувствовала то же самое, Ральф, — я просыпалась совсем юной.
— Луиза?
— Да?
— Постукивание, — сказал он. Ральф сглотнул, затем с огромным трудом повторил: — Постукивание.
— Какое постукивание?
— Неважно, оно прекратилось, — ответил он и радостно улыбнулся.
Затем Ральф тоже остановился.
Клото и Лахесис смотрели на Луизу, рыдающую над мертвым мужем, распростершимся на мостовой. В одной руке Клото держал ножницы, вторую поднес к глазам и удивленно взглянул на нее.
Ладонь светилась, переливаясь цветом ауры Ральфа.
Клото: Он здесь… Внутри… Как замечательно!
Лахесис тоже поднял правую руку, выглядевшую так, словно поверх привычной золотисто-зеленой ауры была надета голубая варежка.
Лахесис: Да. Он был замечательным человеком.
Клото: Может, отдадим его ей?
Лахесис: А ты можешь?
Клото: Существует только один способ проверить.
Они приблизились к Луизе. Каждый приложил к лицу женщины ладонь, пожатую Ральфом.
— Мама! — крикнула Натали Дипно. От волнения она вновь сбилась на детский лепет. — Кто эти маленькие дяди? Почему они трогают Лисе?
— Ш-ш-ш, милая, — ответила Элен, снова прижимая к себе голову дочери.
Рядом с Луизой Робертс не было мужчин — ни маленьких, ни высоких, вообще никаких; она в одиночестве склонилась над мужчиной, который спас жизнь ее дочери.
Неожиданно Луиза взглянула вверх, широко открыв от удивления глаза, забыв о печали, когда величественное ощущение (легкого голубого света) спокойствия и мира наполнило ее. На мгновение Гаррис-авеню исчезла.
Луиза очутилась в темном месте, благоухающем сладкими ароматами сена и коров, в темном месте, пронзаемом струйками сверкающего света. Луиза никогда не забудет той невыразимой радости, испытанной ею в этот момент, и уверенности, что она видит Вселенную, которую показывал ей Ральф, Вселенную, в которой вслед за темнотой появляется ослепительный, великолепный свет… Разве не видит она этот свет сквозь щели?
— Сможете ли вы когда-нибудь простить меня? — всхлипывал Питер. — Нет мне прощенья. Боже мой!
— Думаю, я смогу простить тебя, — спокойно ответила Луиза.
Она провела рукой по лицу Ральфа, закрывая ему глаза, а затем, положив его голову себе на колени, стала ждать прибытия полиции. Луизе Ральф казался просто спящим. Она заметила, что длинный белый шрам на его правой руке исчез.