трещинах, помятые, покореженные дверцы, одна сигнальная фара отсутствовала. Бампер украшало множество высказываний в пользу жизни.

— Они приехали на этой машине. Заехали прямо во двор, словно намеревались загнать автомобиль в гараж. Думаю, это нас и обмануло. Они ехали с такой уверенностью, будто принадлежали этому месту. — Элен несколько мгновений созерцала автомобиль, затем обратила взор покрасневших от дыма глаз на Ральфа и Луизу. — Ну почему никто не обратил внимания на надписи?

Ральф неожиданно вспомнил Барбару Ричардс из Центра помощи женщинам — Барби Ричардс, расслабившуюся, когда к ней подошла Луиза. Ей было все равно, что Луиза роется в сумочке. За рулем «кадиллака» сидела Сандра Мак-Ки; Ральфу вовсе не требовалось подтверждения этого факта. Они увидели женщину, но не посмотрели на надписи. Что ж, мы — семья; все мои сестры со мной.

— Когда Динни сообщила, что люди, выбирающиеся из автомобиля, одеты в военную форму и в руках у них оружие, мы посчитали это розыгрышем. И лишь одна Гретхен отнеслась к делу серьезно. Она приказала нам как можно скорее спуститься вниз, а сама отправилась в приемную. Думаю, она хотела вызвать полицию. Мне следовало остаться с ней.

— Нет, — произнесла Луиза, погладив колечко каштановых волос Натали.

— Тебе нужно было думать вот об этой красавице.

— Наверное, — глухо ответила Элен. — Но Гретхен была мне другом, Луиза. Другом.

— Я понимаю, милая.

Лицо Элен сморщилось, и она разрыдалась. Натали мгновение смотрела на мать с выражением комичного удивления, а затем тоже заплакала.

— Элен, — сказал Ральф. — Послушай, Элен. Мне необходимо поговорить с тобой, это очень, очень важно. Ты меня слушаешь?

Элен кивнула, по-прежнему продолжая плакать. Ральф не знал, слушает она его или нет. Он бросил быстрый взгляд на угол дома, прикидывая, сколько времени потребуется полиции, чтобы добраться сюда, затем глубоко вздохнул. — По-твоему, есть шансы на то, что сегодняшнее мероприятие все же состоится? Хоть малейшая возможность? Ты ведь ближе всех была к Гретхен.

Скажи мне свое мнение.

Элен перестала плакать и посмотрела на Ральфа, круглыми от изумления глазами, словно не могла поверить в сказанное.

Затем эти глаза стали наполняться пугающей силы яростью.

— Как ты можешь спрашивать? Как ты можешь даже сомневаться!

— Ну… Потому… — Он замолчал, не в силах продолжать дальше. Меньше всего Ральф ожидал вспышки гнева.

— Если они остановят нас сейчас, значит, победят они, — произнесла Элен. — Неужели не понятно? Гретхен убита, Мэрилин мертва, Хай-Ридж сгорит дотла с тем последним, что было у несчастных женщин, и если нас сейчас остановят — мы проиграли.

Одна часть разума Ральфа — более глубокая — проводила сравнение.

Другая часть, та, которая любила Элен, выдвинулась, чтобы заблокировать вывод, но опоздала. У Элен был такой же взгляд, как у Пикеринга, когда тот сел рядом с Ральфом в библиотеке, и этому взгляду не находилось разумного объяснения.

— Если они остановят нас сейчас, выиграют они! — взвизгнула Элен.

Натали расплакалась. — Неужели не понятно? Как ты не ПОНИМАЕШЬ? Мы не допустим подобного! Никогда! Ни за что!

Внезапно она подняла свободную руку и направилась к углу здания.

Ральф потянулся к ней, но его пальцы лишь скользнули по блузке.

— Не стреляйте! — крикнула Элен, взывая к полицейским. — Не стреляйте!

Я одна из пленниц!

Ральф рванулся за ней — повинуясь чистому инстинкту, — но Луиза ухватила его за ремень.

— Лучше тебе не появляться там, Ральф. Ты мужчина, и они могут подумать…

— Привет, Ральф! Привет, Луиза!

Они повернулись на голос. Ральф моментально узнал, кому тот принадлежит, и удивился и не удивился одновременно. Позади бельевых веревок в выцветших фланелевых брюках и стоптанных ботинках, подвязанных электрическим проводом, стоял Дорренс Марстеллар. Его волосы, такие же мягкие, как и у Натали (только абсолютно белые, а не каштановые), развевались под порывами октябрьского ветра. В руке, как обычно, он держал книгу.

— Пойдемте. — Махая рукой и улыбаясь, он торопил Ральфа и Луизу. — Поспешите. Времени осталось в обрез.

Дорренс повел их по заросшей травой тропинке, уходившей от дома на запад. Сначала тропинка шла по огороду, где не убранными остались только тыквы и кабачки, потом петляла по саду, где дозревали яблоки, затем сквозь заросли ежевики, цеплявшейся мертвой хваткой за их одежду. Когда они добрались до молодой поросли сосен и елей, Ральф подумал, что они оказались на холме со стороны Ньюпорта.

Для человека своих лет Марстеллар шагал очень проворно, умиротворенная улыбка не покидала его лица. Книга, которую он нес, называлась 'О любви.

Стихотворения 1950 — I960 гг.' Роберта Крили. Ральф никогда не слышал о нем, но предполагал, что и мистер Крили никогда не слышал об Элмере Леонарде, Эрнесте Хэйкоксе и Луисе Ламуре. Ральф лишь однажды попытался заговорить со стариной Дором, когда их троица добралась до склона, усеянного сосновыми иголками. Впереди них, пенясь, журчал ручей.

— Дорренс, а что здесь делаешь ты? Как ты вообще добрался до Хай-Ридж?

И куда мы идем?

— О, я никогда не отвечаю на вопросы, — произнес старина Дор, расплываясь в широкой улыбке. Он посмотрел на ручей, затем быстро ткнул пальцем в воду. Небольшая коричневатая форель взвилась в воздух, разбрызгивая сверкающие капли, и вновь погрузилась в воду. Ральф и Луиза переглянулись с одинаковым «Неужели я действительно это видел» выражением. — Нет, нет, — продолжал Дор как ни в чем не бывало, ступая на мокрый камень. — Никогда. Слишком трудно. Слишком много возможностей.

Слишком много уровней… Да, Ральф? Мир состоит из множества уровней. Как ты себя чувствуешь, Луиза?

— Отлично, — рассеянно отозвалась Луиза, наблюдая за Дорренсом, переходившим ручей по удобным плоским камням. Старик шагал, раскинув руки в стороны, словно самый древний акробат в мире. Когда он добрался до противоположного берега, позади них послышался громкий выдох, отдаленно напоминающий взрыв. «Это емкости с топливом», — подумал Ральф. Дор стоял на другом берегу, обратив к ним лицо, застывшее в безмятежной улыбке Будды. На этот раз Ральф поднялся на другой уровень без какого-либо осознанного желания и без ощущения внутреннего щелчка. Краски ворвались в день, но он почти не обратил на них внимания; все его мысли сконцентрировались на Дорренсе, он даже забыл, что нужно дышать.

За последний месяц Ральф выдел ауры множества цветов и оттенков, но ни одна из них и близко не напоминала великолепный «конверт», окружавший старика, охарактеризованного Доном Визи как «чертовски отличный, но…».

Создавалось впечатление, что ауру Дорренса отфильтровали сквозь призму… Или радугу. От него дугами исходил свет: голубой, малиновый, красный, розовый, кремовый, желто-белый оттенок спелого банана.

Ральф почувствовал, как рука Луизы сжала его локоть.

— Боже, Ральф, ты видишь? Видишь, как он прекрасен?!

— Да?

— Кто он? Человеческое ли он существо?

— Не знаю…

— Прекратите оба. Спуститесь вниз.

Дорренс по-прежнему улыбался, но голос, раздавшийся внутри его головы, был волевым, не терпящим возражений. И прежде, чем Ральф успел осознанно опуститься, он вновь почувствовал щелчок.