проголодался, милок?
— Кажется, что не ел целую неделю, — ответил Ральф. — Мне с сыром. И кофе для начала. Много черного кофе. Вы все записали?
— Не беспокойся, милок. Любопытно посмотреть, на кого ты будешь похож, когда съешь все это. — Официантка взглянула на Луизу. — А что принести вам, мэм?
Луиза мило улыбнулась:
— Мне то же самое, что и ему, милочка.
Ральф взглянул на настенные часы. Всего десять минут восьмого, отлично. Менее чем через полчаса они уже будут в Садах Барретта, а при помощи настроенных на Гретхен Тиллбери мысленных лазеров выступление Сьюзен Дэй, вполне возможно, будет отменено — абортировано, если вам так нравится больше, — часам к девяти утра. И тем не менее вместо облегчения он испытывал гнетущее беспокойство. Словно его беспокоил зуд в месте, до которого нельзя дотянуться рукой.
— Ладно, — сказал он. — Давай подведем итог. Можно предположить, что Эд уже давно зациклился на проблеме, связанной с абортами, что он многие годы поддерживал сторонников шанса на жизнь. Затем у него начались проблемы со сном… Он стал слышать голоса…
— … Видеть маленьких лысоголовых человечков…
— Одного уж наверняка, — согласился Ральф. — Атропос стал его гуру, вбивая ему в голову идеи насчет Кровавого Царя, Центурионов и прочий бред.
Когда Эд рассказывал мне о царе Ироде…
— … Он думал о Сьюзен Дэй, — закончила Луиза. — Атропос… Как это говорят по телевидению… Маневрировал им. Превращал в управляемую ракету.
Как ты считаешь, у кого Эд раздобыл шарф?
— У Атропоса, — отозвался Ральф. — Могу спорить, что у карлика полно подобных вещичек.
— И как ты думаешь, что будет у Эда в аэроплане, на котором сегодня вечером он совершит полет? — Голос Луизы дрожал. — Взрывчатка или отравляющий газ?
— Если он действительно планирует уничтожить всех, то, скорее всего, взрывчатка; при использовании газа сильный ветер может помешать его цели. — Ральф отхлебнул воды и заметил, что его рука нервно дрожит. — Но, с другой стороны, мы ведь не знаем, какое блюдо Эд мог приготовить в своей лаборатории, ведь так?
— Да, — уныло протянула Луиза. Ральф поставил стакан с водой на стол. — Меня не слишком интересует, чем именно собирается воспользоваться Эд.
— А что же тебя интересует?
Подошла официантка, неся свежезаваренный кофе, — казалось, один аромат взбодрил Ральфа. Они с Луизой принялись отхлебывать, как только официантка отошла. Кофе был крепким и таким горячим, что Ральф обжег губы, но все же напиток казался ему божественной амброзией. Когда Ральф поставил чашку на блюдце, та была наполовину пуста, а в желудке разлилось тепло, будто он наглотался горячих угольков. Луиза хмуро смотрела на Ральфа поверх своей чашки.
— Больше всего меня интересует, — произнес Ральф, — наше положение.
Ты сказала, что Атропос превратил Эда в управляемую ракету. Абсолютно верно; именно это и представляли собой пилоты-камикадзе во время второй мировой войны. У Гитлера были «Фау-2»; у Хирохито <Император, правивший Японией во время второй мировой войны> же — «Священный Ветер». Меня беспокоит, что Клото и Лахесис проделали то же самое и с нами. Нас заправили особой силой и запрограммировали на автомобильный полет в Хай-Ридж, чтобы мы остановили Сьюзен Дэй. И мне бы хотелось знать — почему.
— Но мы же знаем, — запротестовала Луиза. — Если мы не вмешаемся, сегодня вечером во время выступления этой женщины Эд Дипно совершит самоубийство, прихватив с собой две тысячи ни в чем не повинных людей.
— Да, — согласился Ральф, — и мы сделаем все возможное, чтобы остановить его, Луиза. Насчет этого не беспокойся. — Ральф допил кофе и поставил чашку на блюдце. Теперь желудок его проснулся и требовал пищи. — Я не могу стоять в стороне и позволить Эду убить всех этих людей, как не могу не чертыхнуться, если кто-то попадет мне мячом по голове. Вот только у нас не было случая дочитать контракт до конца, это-то меня и пугает. — Он поколебался. — Я до смерти напуган.
— О чем ты говоришь?
— О том, что нас разыграли как по нотам. Нам известно, почему мы должны попытаться предотвратить выступление Сьюзен Дэй; мы не можем допустить и мысли, что взбесившийся фанатик убьет пару тысяч невинных людей. Но нам не известно, почему они хотят, чтобы мы сделали это. Вот что пугает меня.
— У нас есть шанс спасти две тысячи человеческих жизней, — сказала Луиза. — Ты имеешь в виду, что это много для нас, но не для них?
— Именно об этом я и говорю. Не думаю, чтобы таких парней впечатляло количество возможных жертв; они убивают нас не десятками или сотнями тысяч, а миллионами. Они привыкли к зрелищу того, как Предопределение и Слепой Случай стирают нас с лица земли.
— Как, например, при пожаре или во время наводнения в Дерри восемь лет назад, — заметила Луиза.
— Да, но даже подобные события ничто по сравнению с происходящим в мире каждый год. Наводнение восемьдесят пятого года здесь, в Дерри, унесло двести двадцать жизней, но прошлой зимой в Пакистане в результате наводнения погибло более трехсот пятидесяти человек, а последнее большое землетрясение в России <Автор несомненно имел в виду землетрясение в Армении.> убило более четырех тысяч. А еще взрыв атомного реактора в Чернобыле. Где-то, я читал, более семидесяти тысяч человек умерло от лучевой болезни. Огромное количество панам, скакалок и пар… Очков, Луиза.
— Ральф ужаснулся, чуть было не сказав пар сережек.
— Не продолжай. — Луиза поежилась.
— Мне данная тема не более приятна, чем тебе, — заметил Ральф. — Но я вынужден говорить хотя бы потому, что двое парней все время пытались увести нас от нее. Понимаешь, к чему я тебя подвожу? Должна. Большие трагедии всегда были частью Слепого Случая; так что же изменилось теперь?
— Не знаю, — покачала головой Луиза, — но для них было очень важно держать нас подальше.
Ральф согласно кивнул. Он ощущал, как кофеин горячит его кровь, покалывая пальцы.
— Уверен. А теперь вспомни наш разговор на больничной крыше.
Слышала ли ты когда-нибудь, чтобы два человека объясняли столь много, так и не объяснив ничего?
— Не поняла, — ответила Луиза, но лицо ее говорило о другом: она не хотела понимать, о чем он говорит.
— Мои слова относятся к главной идее: возможно, они не могут лгать.
Предположим, это так. Если человек владеет определенной информацией, но не хочет ею делиться, а на ложь не способен, что ему остается делать?
— Постоянно уходить от опасной зоны, — сказала Луиза, — или зон.
— Бинго <Игра типа лото.>. А разве не так поступали они?
— Ладно, — согласилась Луиза. — Они уходили в сторону, но мне казалось, что в разговоре лидируешь ты, Ральф. Меня впечатляли твои вопросы. Я, например, просто пыталась убедить себя, что все происходит на самом деле.
— Конечно, вопросы я задавал, и много, но… — Ральф замолчал, не зная, как точнее передать мысль, вертящуюся у него в голове, концепцию, одновременно сложную и по-детски наивную. Он сделал еще одну попытку подняться, вызывая внутренний щелчок, зная, что если он сможет соприкоснуться с ее мыслями, то покажет ей кристально чистую и точную картину. Но ничего не получилось, и Ральф разочарованно забарабанил пальцами по скатерти.
— Я был так же зачарован, как и ты, — наконец-то с трудом заговорил он снова. — Если мое удивление и вылилось в вопросы, то лишь потому, что мужчины — по крайней мере, моего поколения — приучены не опускаться до охов и ахов. Это привилегия женщин, выбирающих материал для обивки