— Атанас Галюше, — отвечал Буль-де-Сон.

— Вы — француз?

— Уверяю вас, я родился в Париже на Лиль-де-Франс, мне стукнет семнадцать, когда зацветут вишни.

Юноша знал свою силу и хотел вызвать улыбку на безучастно серьезном лице главного судьи. Это, однако, оказалось нелегко, тот продолжал оставаться суровым.

— Расскажите мне, что с вами случилось и как вы попали в руки наших солдат.

Буль-де-Сон понял, что сейчас не время шутить и лучше быть откровенным. Тогда очень вежливо и по возможности ясно он изложил факты, и главное — что он состоит на службе у журналиста, корреспондента одной из крупных парижских газет. Профессия репортера — находиться в самых горячих точках и наблюдать за происходящим, чтобы потом рассказать об этом.

Буль-де-Сон с патроном выехали из Лао-Янга и почти наугад отправились путешествовать по Маньчжурии. В пути они столкнулись с мародерами, которые грабили трупы. Среди мертвых оказался полуживой, которого они подобрали и взяли с собой, не зная, кто он, а просто из чувства сострадания, поскольку тот нуждался в помощи. Вскоре французы встретились с многочисленным отрядом японцев. Последовал арест.

Все это юноша рассказывал очень убедительно и проникновенно. Председатель, не переставая писать, отдал какое-то распоряжение солдатам, затем, повернувшись к капитану, молча стоявшему рядом, сказал по-японски:

— Пусть приведут журналиста.

— Я сам за ним схожу, — ответил тот.

Нет ничего глупее, чем распинаться перед истуканами, которые не возражают, но и не проявляют никакого интереса. «Можно подумать, что я разговариваю со стеной, — размышлял Буль-де-Сон. — Если бы, черт возьми, я только мог догадаться, о чем думает этот тюфяк».

Юноше не удалось разжалобить судей. Те слушали его с потрясающим равнодушием.

В военное время трибунал не особенно разбирался с пленными — ставили к стенке, производили несколько выстрелов и дело с концом.

Паренек любил приключения и частенько сталкивался с ними в жизни. Главное для него было — не потерять выдержки и присутствия духа.

Спустя несколько минут в зал суда привели его патрона. Буль-де-Сон едва не вскрикнул, увидев его. Поль Редон предстал перед судьями. Руки были связаны за спиной. Почему? Ведь юноша до сих пор оставался свободным.

Репортер был бледен, но держался прямо, высоко подняв голову, и смотрел на судей гордо, почти вызывающе. С помощью нескольких слов, которые он знал по-японски, Редон попытался объяснить судьям, что он француз и соблюдает нейтралитет. Увидев, что его понимают, он стал живо протестовать против самого судебного процесса, считая его недостойным цивилизованной нации.

Председатель казался спокойным. По-видимому, он решил не вступать в дискуссию.

— Я предоставлю вам возможность для объяснений, — произнес он равнодушно. — Послушайте сначала, в чем вас обвиняют.

Теперь капитан уступил место офицеру, производившему арест, который в свою очередь изложил факты. Председатель перевел их Полю Редону. Выяснилось, что репортер был задержан при чрезвычайных обстоятельствах. Он нашел и подобрал на поле боя человека с тем, чтобы помочь ему бежать. Когда же японские солдаты схватили их, он сказал, что якобы не знает того, которого защищал. Но при первой же возможности француз помог незнакомцу совершить побег. Надо добавить к этому, что кореец оказался шпионом, а кроме того, опасным конспиратором.

Корейцы и так уже ополчились против японцев, когда те вошли в Сеул, и теперь старались отомстить при каждом удобном случае за несправедливое, по их словам, вторжение. Японцы постоянно испытывали на себе ненависть отдельных фанатиков[35], которые преследовали войска на всем пути их следования, убивали одиночек, устраивали поджоги и взрывы.

Получалось, что Поль Редон, назвавшись французом и журналистом, на самом деле является одним из соучастников, а стало быть, и его случай подлежит рассмотрению военного суда.

— Теперь, когда вы ознакомились с обвинением, — сказал председатель, — защищайтесь. Мы готовы выслушать вас.

К этому времени у Редона поднялась температура, к тому же он смертельно устал и чувствовал себя отвратительно.

— Вы ничего не хотите слышать о правах человека! — вспылил он. — Что я сделал такого, что не пристало бы делать? — репортер. — В куче трупов я заметил живого человека, который еще дышал, а мародеры собирались добить его, чтобы выпотрошить как следует. Я действовал по велению сердца, защищая умирающего от вампиров[36], бесновавшихся вокруг. Повторяю еще раз, я знать его не знаю. Вы говорите, он кореец? Может быть, но я ничего не ведаю о межнациональной вражде между соседями…

Совершенно холодным тоном председатель произнес:

— Зачем вы сказали, что будете отвечать за этого человека? Вы хотели, чтобы он избежал правосудия, которое должно свершиться над любым шпионом, пойманным на поле битвы.

— Потому что я не мог допустить, чтобы расстреливали раненого и беззащитного.

— А мы считаем, что вы прекрасно знали, что он улизнет, и хотели лишь выиграть время.

— Это наглая ложь! Я не могу и не хочу оценивать поступок этого несчастного, однако я согласен с тем, что несу ответственность за его побег. И даже если я потерял доверие в ваших глазах, я остаюсь честным и порядочным человеком и запрещаю вам меня оскорблять.