Внутренний город не признавал пригорода, где был совсем другой мир. Там жил трудовой люд, не посещавший центральную часть, а чиновники — одни сбежали, другие думали о том, как достичь компромисса с новой властью и не потерять деньги. И только простой народ по наивности сохранил в своем характере национальный дух и уважение к предкам. Никто из высшего общества не думал беспокоиться о могилах, олицетворявших собой понятие родины.
Мало-помалу среди отдельных групп населения созрело решение: с наступлением ночи всем вместе пойти в Чао-Линг, что в десяти километрах к северо-западу, и проверить, все ли в порядке.
Что же представляли собой эти знаменитые мавзолеи, где покоились предки маньчжур из древней императорской династии?[39] Судя по воспоминаниям путешественника Треффеля, ранее ни один иностранец, ни один простолюдин под страхом смерти не мог приблизиться к этим местам. Однако во времена политических коллизий[40] и смены власти, строгости получили некоторое послабление, и многие европейцы смогли увидеть могилы вблизи и описать их подробно.
Широкие аллеи, окаймленные с двух сторон огромными каменными статуями драконов, слонов, верблюдов, вели к массивным воротам в китайском стиле, почти целиком скрытым кронами кедров и кипарисов. Когда же тяжелые, покрытые красным лаком двери отворялись, посетитель, пройдя через крепостную стену, оказывался в сказочном городе. Кругом возвышались удивительные, огромных размеров скульптуры, гигантские деревья и каменные монстры[41]. То и дело встречались небольшие каналы с навесными узорчатыми мраморными мостиками причудливой формы. Галереи петляли вокруг центральной пагоды[42]. Гигантская металлическая черепаха стояла внутри на каменной плите, на которой были высечены имена усопших императоров. Здесь же находились огромные чаны и котлы, в которых в дни жертвоприношений варились целиком туши баранов. Шаги глухо отдавались где-то под землей, и можно было догадаться, что там располагается подземный город.
Под натиском полчищ завоевателей все, включая бонз[43], охранников и слуг, покинули это место. И теперь священный город стал действительно царством мертвых.
Стояла гнетущая тишина, изредка нарушаемая лишь карканьем ворон.
Наступила ночь. Склепы стали еще мрачнее, а черные деревья вздрагивали в темноте, напоминая каких-то загадочных существ. Неподвижные каменные чудовища, казалось, подстерегали добычу.
Вдалеке на дороге, идущей из Мукдена, раздался неясный шум, похожий на звук приближающегося потока. Огонь факелов пронзил сумрак ночи, послышались торопливые шаги. Грохот усиливался, сопровождаясь дикими выкриками. Толпа маньчжур, поддавшихся мгновенному безумному порыву, неумолимо продвигалась вперед. Вряд ли ее могло что-либо остановить. Люди шли, не желая знать, какого противника они встретят, и убежденные лишь в одном — их святыни осквернены. Самые смелые и отчаянные бросились на ворота в надежде открыть их, но двери, как безучастные наблюдатели, не поддались. Тогда было принято другое решение — преодолеть стену, окружавшую владения мертвых, представляющую собой непреодолимое препятствие из-за острых железных наконечников. Люди полезли на нее. Сильные и ловкие, они образовывали короткие лестницы, становясь друг друг на плечи. Ничто не могло остановить порыв одержимых. Добравшись до острых железных копий на гребне стены, они в ярости расшатывали их и даже вырывали, затем, быстро пролезая через образовавшиеся бреши, спрыгивали с другой стороны. Падения, травмы — не в-счет, поскольку все были убеждены, что выполняют священный долг.
Маньчжуры быстро заполнили загадочный город. Черные тени метались среди каменных статуй, перебегали по мостикам через каналы, и, если кто-нибудь падал, никто не останавливался, не обращая никакого внимания, — несчастного просто затаптывали.
В конце концов все остановились перед большой пагодой и затем, забежав в нее, пали ниц перед гигантской черепахой со списком усопших суверенных особ на спине. Маньчжуры знали: там внизу, под ногами находятся подвалы, где и свершилось главное бесчинство. В эти минуты люди были не в состоянии разумно мыслить, им требовались виновные, чтобы наказать, проклясть или убить.
Внезапно кто-то вскрикнул. Пробираясь на ощупь вдоль стены, человек наткнулся на железную кнопку и случайно нажал на нее. Одна из мраморных плит, покрывавших пол пагоды, сдвинулась, открывая вход в подземелье. Толпа бросилась к отверстию, не ведая даже о его глубине. Отвага смельчаков была вознаграждена — подземная галерея оказалась не очень глубока. Люди с факелами понеслись вниз.
Постепенно свод стал выше, а длинный коридор — длиннее. Казалось, он не имел конца. Вперед, несмотря ни на что, вперед!
В довольно просторном склепе со стенами, облицованными камнями, около десятка человек собрались вокруг высокого мужчины, одетого в длинную белую робу, доходившую ему почти до щиколоток. Прикрепленный к стене факел освещал странные, цвета шафрана лица незнакомцев, чьи черты не напоминали ни китайцев, ни японцев.
Главарь заговорил:
— Друзья, наконец-то мы собрались здесь. Не знаю уж, каких усилий вам потребовалось, чтобы добраться сюда в назначенный час на нашу верховную встречу, на которой мы должны будем принять окончательное решение… От имени родины благодарю вас.
Первые слова были встречены одобрительным шепотом. Все без исключения лица излучали неукротимую энергию. Но кто же эти люди?
Человека в белой робе звали Вуонг-Тай-Лань. Он родился в Корее и был сыном корейской императрицы Таон-Ланг-Дао, убитой в 1895 году японцами при пособничестве собственного мужа, императора Ли-Хзи, желавшего отдать Корею Японии. Таон-Ланг-Дао жизнью заплатила за желание сделать независимой свою страну. Ее двенадцатилетний сын также был приговорен. Но один из преданных слуг спас его от гибели, и через десять лет Вуонг-Тай-Лань воскрес, чтобы посвятить свою жизнь отмщению.
— То, что я хочу, друзья мои, вы прекрасно знаете — это вырвать нашу страну из власти тиранов, кем бы они ни были — китайцами, русскими или японцами. Помните, когда-то наш край назывался «Королевством-отшельником», а потом в один из самых счастливых дней ему дали имя Чао-Сьен — «Утреннее Спокойствие» или «Империя Спокойного Утра»… Именно это спокойствие и безмятежность, мирное одиночество мы и хотим отвоевать.
Подняв руку вверх, будто впитывая солнечную энергию, Вуонг-Тай воскликнул:
— Пошли прочь, чужеземцы!
— Пошли прочь, чужеземцы! — повторили собравшиеся.