несчастного, как вдруг кто-то резко спросил:

— Nani ga desuka?[29]

Почти задохнувшийся Атанас Галюше с трудом различил японского офицера и сразу же узнал его по золотым галунам[30] на каскетке. Тот, бросившись в самую гущу дерущихся, оттолкнул нападавших. Он говорил, говорил без умолку, и солдаты наконец сгруппировались вокруг него. Толпа оказалась недовольна подобным вмешательством — как же, у них отняли добычу! Люди возмущались, кидались на солдат, которые тем временем образовали квадрат вокруг чужеземца.

Подошел другой офицер и заговорил с первым. Буль-де-Сон внимательно наблюдал за ними, не понимая ни слова. О чем, черт побери, они говорят? Похоже, офицеры, нет, не спорили, а скорее что-то живо обсуждали. Первый офицер носил галуны капитана, второй — лейтенанта, тем не менее лейтенант говорил гораздо громче и настойчивее капитана.

«Тьфу ты, черт! — подумал юноша. — Чем это все обернется?»

Однако у него не было времени на размышления, поскольку двое офицеров, похоже, пришли к согласию. Лейтенант громко и четко отдал приказ, который понравился толпе. Она встретила его слова радостными и одобрительными возгласами.

— Вот дьявол! — проворчал Буль-де-Сон, пародируя Кромвеля[31] , сам не подозревая об этом. — Уж не поведут ли меня, случайно, на казнь?

Солдаты сомкнули ряды вокруг пленного. О бегстве нечего было и думать. Несчастному оставалось лишь смиренно дожидаться решения своей участи. Однако даже в таком окружении юноша думал лишь о том, как бы найти выход из создавшегося положения. Возможно, ему представится такой случай.

Молодого человека заставили идти быстрым шагом. Капитан шел рядом, а лейтенант руководил процессией.

— Раз, два! Раз, два! — громко командовал лейтенант, и маленькие японцы шагали за ним.

«Черт возьми, они так торопятся, как будто за ними кто-то гонится. Что они хотят сделать со мной?» — размышлял на ходу француз.

Буль-де-Сона провели по одной из главных улиц Мукдена, чью красоту он вряд ли смог оценить. Страшный беспорядок, суета и толкотня царили вокруг, тем не менее эскорт продвигался. Постепенно дома стали выглядеть солиднее. Юноша увидел церковь, здание банка и даже театр, но у него не было времени на заметки.

Вскоре шествие остановилось у здания под крашеной черепичной крышей с навесами по углам в китайском стиле. Вот и подъезд. Сделав пять или шесть шагов по мраморной лестнице, они очутились у закрытых дверей. Начались переговоры. Японцы что-то объясняли, младший офицер внимательно слушал. Похоже, все было не так просто. В конце концов договаривающиеся стороны пришли к согласию.

Капитан не отходил от Буль-де-Сона ни на шаг, и, когда двери отворились, они оба вошли внутрь, а лейтенант вернулся к отряду. Француз с японским капитаном остались одни в просторной комнате, походившей на вестибюль. Снаружи бесновалась толпа. Вскоре появились другие солдаты, которым и был вверен пленник.

Паренек чувствовал, что подходящий момент, чтобы устроить шум, еще не наступил, и вел себя спокойно. Капитан сказал юноше несколько слов, из которых тот ни единого не понял, но, правда, ответил исключительно вежливым «угу». Повернувшись, офицер исчез за дверью.

Солдаты с любопытством наблюдали за незнакомцем. Француз! Для них он был кем-то совершенно диковинным. Эх, если бы они могли поговорить! Но никто не знал эсперанто[32].

Примерно через четверть часа офицер, старый японский вояка с кошачьими усами, появился вновь. Он сделал солдатам знак, и те, сгруппировавшись вокруг француза, повели его дальше.

Шли они недолго: дверь, длинный коридор, затем другая дверь с двумя створками, перед которой стоял часовой с суровым лицом. Капитан сказал ему что-то, и они вошли внутрь.

Буль-де-Сон с трудом сдержал возглас удивления — так все напоминало зал французского суда. В глубине стояла массивная стойка, стол, покрытый зеленой скатертью, за которым сидели трое мужчин, неподвижных и прямых, словно они проглотили аршин. Без сомнения, военные. У того, что сидел посередине, было худое, узкое лицо, маленькие черные глазки с жестким пронизывающим насквозь взглядом. Справа расположился добродушный толстяк, а слева — настоящий майор, желтый, как айва[33].

Буль-де-Сон не ошибся: он находился в здании трибунала. Перед судьями стояли человек двадцать в лохмотьях и с отупевшими лицами, которым задавали вопросы.

Напрасно молодой человек прислушивался изо всех сил, он не понял ни слова из того, что монотонно произносил главный судья.

Оборванцы имели вид мародеров. Во время допроса им предъявляли украшения, оружие, которые те, без сомнения, украли. Всем выносили один и тот же короткий приговор. Один за другим люди с перекошенными лицами и обезумевшими глазами выходили из зала. Время от времени слышались ружейные выстрелы.

Буль-де-Сон нервничал. Догадавшись, что происходит, он задавался вопросом, не случится ли то же самое с ним. Если бы, по крайней мере, удалось спасти патрона!

Наконец наступила очередь француза. Капитан, сопровождавший юношу, первым подошел к судьям и изложил суть дела и конечно же то, как он вырвал иностранца из хищных когтей толпы, не зная при этом, кто он.

Внимательно выслушав рассказ, председатель посмотрел на француза и сделал ему знак подойти. Солдаты отступили, а Буль-де-Сон услышал наконец знакомые слова.

— Подойдите ближе, — произнес японец, немного грассируя[34] и с мягким забавным акцентом. — Вы говорите по-французски?

— Конечно, месье, к вашим услугам.

— Как вас зовут?