– Время от времени мы уничтожаем на Горе какой-нибудь город. Обычно его выбирают с помощью специального устройства, действующего по закону случайных чисел. Это показывает низшим существам нашу мощь и учит их исполнять законы царей-жрецов.
– А если город не сделал ничего плохого?
– Тем лучше, – сказал Миск, – в таком случае люди за горами смущены, они еще больше нас боятся; впрочем, как мы узнали, члены касты посвященных тут же находят объяснение, почему уничтожен именно этот город. Если объяснение достаточно правдоподобно, ему верят. Например, мы позволили им предположить, что именно по твоей вине – как я припоминаю, неуважение к царям-жрецам – был разрушен твой город.
– А почему вы не сделали этого, когда я впервые явился на Гор, больше семи лет назад?
– Необходимо было испытать тебя.
– А осада Ара, – спросил я, – и империя Марлениуса?
– Они оказались вполне подходящим испытанием. С точки зрения Сарма, конечно, тебя использовали только для ослабления могущества Ара. Мы предпочитаем, чтобы люди жили в изолированных общинах. С научной точки зрения, так лучше наблюдать за их разновидностями; да и безопаснее, чтобы они не объединялись: будучи разумными, они способны создавать науку, а поддаваясь неразумным стремлениям, могут представлять для нас опасность.
– Поэтому вы ограничиваете наше оружие и технологию?
– Конечно, – согласился Миск, – но позволяем развиваться во многих областях: в медицине, например, где независимо создано нечто близкое к нашей стабилизирующей сыворотке.
– А что это такое?
– Ты, конечно, заметил, что хоть прибыл на Гор больше семи лет назад, не испытал никаких физических изменений.
– Заметил, – ответил я, – и размышлял над этим.
– Конечно, – сказал Миск, – ваша сыворотка не так эффективна и надежна, как наша. Иногда она совсем не действует, а иногда ее действие прекращается всего через несколько сотен лет.
– Как великодушно с вашей стороны.
– Может быть. Это дискуссионный вопрос. – Миск пристально посмотрел на меня. – В целом мы, цари- жрецы, не вмешиваемся в дела людей. Позволяем им любить и убивать друг друга; похоже, они наслаждаются этими занятиями.
– А путешествия приобретения?
– Мы поддерживаем контакты с Землей, – сказал Миск, – потому что со временем она может превратиться в угрозу для нас; тогда нам придется либо уничтожить ее, либо покинуть Солнечную систему.
– И что же вы сделаете?
– Скорее всего ничего. Согласно нашим расчетам – конечно, они могут быть и ошибочными, – жизнь на Земле погибнет в течение следующей тысячи лет.
Я печально покачал головой.
– Как я сказал, – продолжал Миск, – человек часто поступает неразумно. Подумай, что случилось бы, если бы мы позволили технологии Гора развиваться свободно.
Я кивнул. С точки зрения царей-жрецов, это опасней, чем дать автомат шимпанзе или горилле. Люди в глазах царей жрецов доказали, что они не достойны совершенной технологии. Не уверен, что они доказали это в своих собственных глазах.
– Кстати, отчасти из-за этих расчетов мы поселили людей на Противоземле, – сказал Миск. – Это интересный вид, и было бы печально, если бы он исчез из вселенной.
– Вероятно, мы должны чувствовать благодарность, – сказал я.
– Нет, мы привезли сюда, на Противоземлю, организмы и с других планет.
– Кое-кого из них я видел.
Миск пожал антеннами.
– Помню пауков в болотных лесах Ара, – продолжал я.
– Пауки вообще мирный народ, за исключением их самок в период спаривания.
– Понятно, – сказал я.
– Путешествия приобретения обычно совершаются на Землю, когда нам нужен свежий материал для наших целей.
– Я был целью одного из таких путешествий, – сказал я.
– Очевидно.
– На равнинах говорят, что цари-жрецы знают все, что происходит на Горе.
– Вздор, – сказал Миск. – Когда-нибудь я покажу тебе смотровую комнату. Четыреста царей-жрецов одновременно управляют сканерами, и мы достаточно хорошо информированы. Например, если нарушается наш закон относительно оружия, мы рано или поздно узнаем об этом, определяем координаты нарушения и приводим в действие механизм огненной смерти.
Я однажды видел, как человек умер огненной смертью. Это был верховный посвященный Ара, на крыше цилиндра справедливости. Я невольно вздрогнул.