красота, сотворенная Богом, впилась мне в сердце, — не забыть, не вырвать. …Жизнь состоит из исключений. В Кош-Агаче нет деревьев — потому что нет воды, и единственное на весь поселок дерево растет на помойке, в Кош-Агаче нет крыш, потому что здесь не бывает дождей, в Кош-Агаче никто не боится замерзнуть, — здесь не бывает холодов. Ну почему же мне так холодно, а дождь не прекращается вот уже несколько часов? Ветер старается порвать линию горизонта и словно раздвинуть тяжелые гряды гор, бьет молотами кулаков по мотоциклу и мотает его по шоссе как воздушный шарик. Что же это такое? Куда не поедем — везде дожди?

Меня спасла Светлана — эта волшебная девушка вытащила из бездонных карманов своего сине- оранжевого костюма плоскую фляжечку с коньяком, и я благословила тот момент, когда решила ехать вместе. Отхлебнув коньяка прямо из горлышка, я все же доехала до намеченного места где-то на берегу реки Кураики, а потом хлынул ливень, и мы все спрятались в нашу вместительную платку, где добавили коньяку, а потом добавили еще… И еще. И в этот момент я поняла — все в мире поправимо!

Нельзя вот только сгоревшую звезду на небеса вернуть, а остальное — наживное. А, значит, наживем…

Это было чудесное путешествие. Мы побывали на леднике Актру и сумели заехать до самого альплагеря на мотоцикле с коляской, чего никто и никогда не делал. Мы доехали почти до самой монгольской границы, мы провели несколько дней на Телецком озере. На Актру я с восхищением смотрела, как, Светлана, словно тигрица, метнулась в ледяную воду реки вытаскивать увязший там мотоцикл. Попробовала повторить её подвиг и я, но через минуту выбежала из воды на серый, глинистый берег растирать онемевшие, красные ноги. Я не могла не восхищаться ею — умница, красавица, отчаянная мотоциклистка, она спокойно и немножко небрежно рассказывала о путешествиях, а в маршруты пятой категории она ходила каждое лето.

На дороге она гарцевала где-то впереди всех нас, и не корила меня за то, что я слишком медленно еду. Она не была замужем и, кажется, я понимала, почему — трудно соответствовать такой женщине. Ох, как трудно… И поэтому, когда в один прекрасный момент над вечерним прогретым берегом Катуни вдруг поплыли горько-сладкие прощальные звуки камуса, и нужно было расставаться, потому что они ехали дальше — на неведомый и таинственный Чулышман, а мы возвращались домой, я от всей души пожелала ей найти такого же красивого, такого же смелого парнягу, который был бы её достоин. Мое пожелание исполнилось — она встретила своего будущего мужа через месяц, когда поехала в очередной сложный маршрут. А я после этой поездки снова стала верить — люди высокой породы есть. Есть!

Домой мы возвращались не без приключений. Остановились вскоре после перевала Чике-Таман, на реке с красивым название Урсул. Ночью я проснулась от ужаса и долго не могла заснуть. Сквозь шум реки до меня вдруг отчетливо донеслось позвякивание: кто-то шарился в наших вещах. Я разбудила Алексея. Слава Богу, он быстро сообразил что к чему и, тихонько открыв замок палатки, выскочил наружу с топором.

Я услышала его страшные ругательства, и кубарем выкатилась следом: вокруг была темнота, хоть глаз выколи. Кто-то с топотом метнулся в прочь. Мне показалось, топотал целый табун лошадей… Алексей, ругаясь, посветил фонариком: оказывается, ночные визитеры отвязывали притянутую жгутом к запаске резину, которую мы купили в Новосибирске. Звяканье крючка о спицы колеса я и услышала. Быстро осмотрели мотоциклы, — у нас скрутили поворотники! Алексей прыгнул на «Урал» и погонял туда-сюда по округе, освещая кусты и дорогу. Никого. Нам ничего не оставалось, как покричать в темноту ругательства и угрозы. Пусть боятся…

Мы разожгли костер и просидели возле него до утра, и, как только рассвело, вышли на трассу.

Бессонная ночь сказалась быстро, — глаза стали слипаться, клонило в сон, и даже холод не оказывал бодрящего воздействия. Проехав сотню километров, мы где-то посреди леса свернули с дороги, отъехали так, чтобы не было видно, кинули коврики прямо на заросшую травой лесную дорогу и заснули.

Проснулись мы одновременно от конского ржанья и топота копыт. Открыв глаза, мы увидели лошадей. Их было много. Они удивленно глядели на нас: мы легли на тропе, по которой они ходили на пастбище. Потом лошади что-то соображали и шли вокруг.

Их было, наверное несколько сотен: карие, пегие, желтые, вороные, жеребцы, кобылицы, жеребята, высокие и низкие, разных возрастов, явно породистые и работяги. Они шли и шли и, казалось, их поток никогда не закончиться. Мы глядели на них снизу вверх и видели тонкие, костистые ноги. Все это можно было принять за галлюцинацию от усталости. Потом мы сообразили: где-то рядом находился конный завод. Одна из кобылиц, услышав ржание своего жеребенка, кинулась вперед и была готова затоптать нас, но Алексей встал с коврика, взмахнул руками, и она шарахнулась в сторону. Она была прекрасна — вороная, с мускулистой лоснящейся грудью, с тонкими сухими ногами, с влажными глазами. Она волновалась и металась, пока не решилась обойти нас стороной.

Напоследок мы, словно вини-пухи, нахапали алтайского, душистого меда, который здесь продавали прямо на обочинах. Алексей на память купил алтайский камус.

Инструмент у него зазвучал сразу же — вот что значит кочевая кровь!

Где-то на краю Красноярского края нас все же догнал дождь. Да не дождь, а обвальный тропический ливень — в десяти метрах ничего не было видно. Я свернула на площадку для отдыха — переждать, но слова Алексея: «Что, слабо в ливень?», подхлестнули. А не слабо!

Колючие капли воды затекали за ворот химзащиты, перчатки мгновенно промокли.

Плевать! Алексей летел впереди, я — следом. Я не заметила, как он затормозил перед большой ямой на асфальте и проехал по краю. Я увидела её страшную пасть слишком близко и нажала на тормоза. Скорость была за восемьдесят, а асфальт — скользким. Заднее колесо заблокировало сразу, «Соло» чуть вильнул, задрожал и начал ложиться на левый бок…

Я не знаю, почему он выправился, честно, не знаю. Я до сих пор не отдаю себе отчета в том, сделала я что-нибудь для того, чтобы его выпрямить, или это было чудо? Он выпрямился, но только для того, чтобы сразу завалиться на правую сторону. Переднее колесо снова летело прямо, а заднее наклонилось и шло почти перпендикулярно дороге.

И снова он выправился, как будто бы сам, без всякой посторонней помощи. А может, помощь все же была? Может, там, наверху, я была кому-то небезразлична? Когда мы остановились, я рассказала все Алексею, но, кажется, он мне не поверил.

Перед деревней Степаново мы увидели табличку, словно нарисованную рукой первоклассника: «Объезд». Вместе с машинами свернули, по колдобинам проехали глухое Степаново, миновали переезд. Оказалось, дальше — родной, раскисший от ливня, размешанный фурами чернозем. В пределах видимости уже буксовали несколько машин. Алексей сел на «Соло» и уехал на разведку, я заговорила с работниками переезда. Они рассказали, что на трассе уже третий день ремонтируют основной переезд, — кладут бетонные шпалы. Пока стояла хорошая погода, проблем не было, а сейчас, после ливня, все шесть километров объезда забиты буксующими фурами.

— Не проедете, бесполезно. Ночуйте здесь, завтра переезд откроют.

Вернувшийся Алексей не смог заехать обратно на пригорок — мне пришлось помогать.

На глинистой жиже разъезжались ноги.

Мы решили сгонять на переезд, посмотреть, что там. Переезд усердно ремонтировали: длинная очередь фур и легковушек убедила нас в том, что здесь не переехать.

Автомобилю, но не нам. Алексей договорился с рабочими, отдал им бутылку водки, которую мы купили в альплагере на Актру, и «Соло» через переезд перетащили вместе с Алексеем. Знали бы работяги, откуда бутылка!

Я осталась с мотоциклом, а Алексей поехал обратно, — Гиперболоиду после бамовской трассы объезд нипочем. Почти час мне пришлось под дождем наблюдать за автомобилистами. Сотни людей вынуждены были возится в грязи, вытаскивая свои засевшие машины. За полтора часа с другой стороны выехали всего два автомобиля — «Тойота» и «Москвич». Все остальные матерились, крыли железнодорожное начальство и понимали, что придется ночевать на переезде. Гаишиники охрипли, наводя порядок.

Из «Жигулей», которые вытащил из грязи обратно на дорогу трактор, вышла старуха — босые ноги были по колено в грязи, подол легкого, белого платья испачкан — наверное, она толкала машину, за рулем которой сидела девушка, на заднем сидении виднелась белокурая головка маленькой девчушки.

— Чтоб вам пусто было, иродам! — с отчаянием кричала старуха, стараясь вытереть ноги о траву. —