укрытой в низине. День был очень холодный. Люди говорили об этом по пути на работу, а позже, сидя в «Золотом ангеле», высказывали предположение, что если бы Мама Чезаре чуть-чуть задержалась, чтобы надеть пальто, а не выбежала на улицу в одном платье и коричневом переднике, возможно, она прожила бы на несколько лет дольше.

Однако Мама Чезаре не чувствовала холода, пока бежала. Он хватал ее за рукав, его жгучие щупальца проникали в ее легкие, но она этого не замечала. Она сконцентрировала все свое внимание на Тибо, который, впрочем, шел своей обычной дорогой: по Замковой улице, по мосту через замерзший Амперсанд, по обильно посыпанной песком площади — в Ратушу. Только когда Мама Чезаре добежала до парадного входа и остановилась у одной из квадратных гранитных колонн, оглядывая площадь, Замковую улицу, набережную и снова площадь, — только тогда она начала ощущать, как мороз кружит вокруг нее и хватает своими когтями, как хищник хватает жертву.

Мама Чезаре пританцовывала в своем укрытии за колонной, обхватив себя руками и бормоча мрачные проклятья на горском диалекте, она била себя костлявыми кулачками, пока, наконец, не показалась Агата. Когда она проходила мимо колонны, Мама Чезаре протянула руку и ледяными пальцами ухватила ее за запястье.

Агата схватилась за сердце.

— Господи, как вы меня напугали!

— Это хорошо, — чуть дрожащим голосом проговорила Мама Чезаре. — Тебе следует хорошенько испугаться. Приходи сегодня вечером.

— Не знаю, получится ли, — сказала Агата. — Я постараюсь. Послушайте, вам не холодно? Зайдите в Ратушу и погрейтесь немного.

— Никаких «погрейтесь» и никаких «не знаю». Приходи. Я жду давно. Ты все время говоришь, что придешь. Сегодня вечером. Ты придешь сегодня вечером. Лучше уж тебе прийти.

Хватка маленькой старушки была такой крепкой, что даже сквозь рукав зимнего пальто Агата чувствовала ее пальцы.

— Я жду давно. Приходи.

Агата посмотрела на свое запястье и попыталась освободить руку.

— Хорошо. Если это так важно, я приду.

— Обещай. Дай обещание.

— Обещаю.

— В десять часов. Как в прошлый раз. Ты обещаешь.

— Да, обещаю. В десять часов.

Только тогда Мама Чезаре разжала пальцы и, ни сказав больше ни слова, поковыляла к Белому мосту.

Льдистый холод, уже начавший пробираться к сердцу Мамы Чезаре, проник и в Агату. Она почувствовала это, когда поднималась по зеленой мраморной лестнице, с хмурым видом потирая запястье. Холод окружил ее, когда она вошла в кабинет. Там было зябко. Там было морозно. Огонек под кофейником не горел. Лицо Тибо казалось заиндевелым. Когда Агата вошла, он быстро скрылся в своем кабинете. Дверь тихо закрылась у нее перед носом. Агата подняла руку, чтобы постучать, но передумала и пошла вешать пальто.

Агата была по-прежнему твердо настроена сделать Тибо предложение, о котором думала накануне вечером. Не ради себя. Не то чтобы она этого хотела — нет, но ей казалось, что для него это будет выходом из тупика. Под прошлым будет подведена жирная черта — благодаря ее великодушию. Она освободит его, а потом они пойдут каждый своей дорогой. Агата сидела за столом, заваленным бумагами для перепечатки, механически щелкала клавишами пишущей машинки и размышляла, какие именно скажет слова. «Тибо, я думала… Нет. Тибо, я подумала… Нет. Тибо, тебе не кажется, что… Послушай, если мы один, только один раз… О, Боже!»

Через два часа гора бумаг на одном краю стола значительно уменьшилась, а на другом — выросла. Агата уже собиралась привести себя в порядок и спуститься в закуток Петера Ставо выпить кофе, когда дверь открылась, и в кабинет вошел сам Петер.

— Там внизу вас спрашивает один тип, — сказал он. — Не нравится мне, как он выглядит. Говорит, что его зовут Гектор. Что ему сказать?

Агата вздохнула и подровняла стопку отпечатанных документов.

— Все в порядке. Я его знаю. Сейчас спущусь.

Гектор, потрепанный и всклокоченный, бродил из стороны в сторону у подножия лестницы, засунув руки в карманы и нетерпеливо поглядывая наверх. При виде его в голове у Агаты мелькнул образ Тибо, всегда опрятного и спокойного. И все же, увидев Гектора, она расцвела и сбежала по последним ступенькам чуть ли не вприпрыжку. Петер Ставо закрыл дверь своего стеклянного закутка и театральным жестом раскрыл газету.

— У тебя есть деньги? — спросил Гектор.

У Агаты упало сердце.

— Да, есть немного.

— Тогда давай их сюда.

— Они у меня в кошельке, в кабинете.

Гектор посмотрел на нее, как на идиотку.

— Ну, и?..

— Да. Хорошо. Подожди минутку. Извини! — И Агата побежала наверх, спрашивая себя: «За что я извиняюсь?» Но вслух ничего не сказала.

Когда она вернулась, Гектор выглядел еще более нетерпеливым и взбудораженным. Агата открыла кошелек и спросила:

— Сколько тебе нужно? — Но рука Гектора уже выудила из кошелька все банкноты, которые там были.

— Это все? — спросил он. — Ладно, думаю, хватит.

— Гектор, это все мои деньги!

Он выхватил у нее кошелек и заглянул в него.

— На трамвай хватит, домой вернешься. Зачем они тебе нужны-то, собственно говоря?

— А тебе зачем?

Гектор внезапно застыл на месте, нахмурил брови и сжал губы в тонкую линию. Его рука сделала неуловимое движение, которое, однако, заставило Агату отшатнуться. Петер Ставо уронил газету и встал.

— Вот, значит, как? — прошипел Гектор. — Тебе жалко? Жалко для меня пары монет. Я что, маленький мальчик, который клянчит у мамы карманные деньги? Так, да? Вот, пожалуйста. Забирай назад. Забирай все, черт побери! — И он швырнул деньги в Агату, так что они ударились в ее грудь и разлетелись по полу, словно осколки снаряда.

— Нет, я вовсе не это имела в виду. Гектор, я же просто спросила! — Агата присела на корточки, чтобы собрать банкноты, но когда она встала, двери Ратуши уже раскачивались на петлях, а Гектора в вестибюле не было. Агата выбежала следом, и он слегка замедлил шаг, чтобы она смогла догнать его на углу у почтового ящика, там, где врезалась в него в первый день. — Гектор, Гектор! — Она схватила его за рукав тонкого черного пальто. — Гектор, прости меня! Конечно же, ты можешь взять деньги, если нужно.

Он даже не посмотрел на нее.

— Гектор, возьми их, пожалуйста!

Агата свернула банкноты в комок, засунула их в его карман и почувствовала, как его пальцы схватили деньги и сжались в кулак.

— Ну, если ты просишь… — сказал он. — Только не надо делать мне одолжений.

— Нет-нет, это не одолжение! У нас же все общее. Эти деньги и твои тоже. Я хочу, чтобы ты их взял. — Агата подняла лицо, ожидая поцелуя.

Но Гектор не поцеловал ее.

— Что ж, ладно. Будем считать, что этот вопрос улажен. Я вернусь поздно, не жди.