— С вами все в порядке?
— Все отлично, — холодно ответила она.
Тибо подошел к ее столу.
— Точно?
— Несомненно. Что могло со мной случиться? Все отлично.
— Хорошо, — сказал Тибо, ушел в свой кабинет и сел за стол.
Агата пришла через несколько минут. Она бросила на стол перед Тибо пачку писем и протянула ему фарфоровую миску.
— Пирог с рыбой.
Тибо взял миску и улыбнулся.
— Спасибо, Агата. Вы меня балуете.
— Несомненно. Мы пойдем сегодня обедать?
— Конечно.
— Конечно? Почему «конечно»? Вы меня еще не приглашали! — И Агата решительно вышла из кабинета.
Тибо вздохнул, встал и пошел за ней.
Она уже сидела за столом и резкими движениями раскладывала бумаги по стопкам.
— Простите меня, — сказал Тибо. — Вы совершенно правы. Я не должен был считать ваше согласие чем-то само собой разумеющимся.
— Хм! — сказала на это Агата.
— Агата, если у вас нет других планов, я был бы счастлив составить вам компанию за обедом.
— Да. Хорошо. Было бы славно.
— Агата, я сделал что-то не так?
Агате чуть не пришлось в буквальном смысле слова прикусить язык. Ей хотелось вскочить со стула, схватить его за лацканы пиджака и закричать: «Тибо, ты НИЧЕГО не сделал. Целых три месяца сплошных обедов — и ты не сделал ровным счетом ничего. Я что, невидимка? Ты меня не видишь?» Однако вместо этого она сказала:
— Нет, Тибо. Вы ничего не сделали.
— Точно?
— Да.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
— Мне нужно сходить на заседание библиотечного комитета. Оно займет все утро.
— Да.
Больше она ничего не сказала и даже не посмотрела на него, а только положила в пишущую машинку новую стопку бумаги с эмблемой Городского Совета.
— Хорошо. Тогда до встречи в час.
~~~
На заседании библиотечного комитета Тибо лишь краем уха прислушивался к дискуссии членов Совета о том, сколько книг следует заменить в этом году, что делать со старыми и какие купить новые, и следует ли штрафовать школьников, если они слишком долго задерживаются с возвратом. Он с беспокойством думал об Агате и вспоминал свою вчерашнюю находку. Вчера вечером он обнаружил в одном журнале фотографию двух фарфоровых кошечек, разрисованных пышными розами и с глазами из зеленого мрамора. Сейчас они, вырванные из журнала со всей возможной аккуратностью и готовые попасть в Агатину записную книжку, лежали у него в бумажнике. Они ему помогут, решил Тибо. Что бы там ни случилось, он все исправит. Все снова будет хорошо.
Едва заседание, наконец, закончилось, он поспешил к себе. Агата уже ушла. Тогда он сбежал по лестнице, на ходу натягивая плащ, но не нагнал ее ни на площади, ни в толпе на мосту, и только пробежав половину Замковой улицы, увидел, как она заходит в «Золотого ангела».
Когда Тибо вошел в кофейню, Агата уже сидела у окна. Она заметила, как заулыбалась ему Мама Чезаре — заулыбалась и жестом указала на столик, за которым сидела, подперев голову рукой, Агата.
Агата вдруг поняла, что ее раздражает, что все замечают Тибо, приветствуют его и расцветают, когда он заговаривает с ними. А он воспринимает это как что-то само собой разумеющееся. Он не понимает, какой он замечательный. Он не замечает, что она считает его замечательным. Не замечает, что она его любит.
Она смотрела, как он пробирается к ней среди столиков, раскланиваясь и здороваясь на ходу — милый, как веселый щенок, и такой же глупый. Когда Тибо уселся, она поприветствовала его раздраженным вздохом. Он притворился, что не заметил. Она заметила, что он притворился, что не заметил.
— Что у нас сегодня вкусненького? — с улыбкой спросил Тибо. — Что у нас сегодня аппетитного, кроме вас, самой замечательной секретарши на всем белом свете?
«Аппетитная, значит? Так что же ты не утащишь меня в укромный уголок и не съешь, идиот ты этакий?»
— Суп. Сегодня суп. Когда я пришла, Мама Чезаре сказала, что сегодня будет суп.
— Хорошо. Какой?
— Откуда я знаю?
— Извините. Я просто спрашиваю.
— Послушайте. Я только что пришла. Она поздоровалась со мной и сказала, что сегодня будет суп. Я села за столик, и тут пришли вы. Вот и все. Больше я ничего не знаю.
Тибо состроил обиженную физиономию и замолчал. Агата читала по глазам его мысли: «Что мне на это сказать? Лучше вообще ничего не скажу».
Ей хотелось схватить зубочистку и ткнуть его в глаз. Ей хотелось вскочить на стол и заорать: «Черт побери, Тибо, скажи что-нибудь! Заметь меня!» А он все сидел, опершись локтями о стол, и смотрел поверх ее плеча на улицу. Она хмыкнула и подняла глаза к потолку.
Вскоре к столику подошел официант с двумя огромными тарелками минестроне в руках и двумя корзинками с хлебом на предплечьях; каким-то чудом он поставил все это на стол, не пролив ни капли.
Тибо благодарно кивнул официанту, вежливо улыбнулся и взял ложку.
— Выглядит замечательно!
Это была просьба о перемирии. Агата проигнорировала ее и, ни сказав ни слова, склонилась над тарелкой. Наступила тишина, только ложки гремели, как якорные цепи.
— О, чуть не забыл! — снова заговорил Тибо. Он откинулся на стуле и вытащил из кармана пиджака бумажник. — У меня для вас подарок.
— Надеюсь, это деньги.
— Нет, не деньги. А вам нужны деньги? Если нужны, я могу дать.
Агата покачала головой и позволила себе слизать языком каплю супа с уголка рта. Потом она протянула руку, словно говоря: «Давайте уж, что у вас там?» и вытащила кусочек бумаги из пальцев Тибо.
— Это для дома в Далмации, — сказал он. — Декоративные статуэтки. Кошки. Фарфоровые кошки с глазами из мрамора.
— Вижу.
Агата открыла сумочку, вытащила свою записную книжку, засунула в нее кошек и швырнула книжку на стол.
На лице Тибо снова появилось обиженное и озадаченное выражение, как у Ахилла, когда тот являлся домой с замечательной упитанной мышкой и обнаруживал, что хозяйка вовсе не в восторге от этого. Это был кусочек бумаги, всего лишь кусочек бумаги. Почему он думает, что она должна ахать и охать над каждой мелочью?