– Черт, – вырвалось у Дмитрия невольно, – но это же Бродвей?

– Бродвей, – подтвердил тот все угрюмее.

– Тот самый? Который на всех рекламах?

– Ты ведь ехал по прямой, не так ли?

– Да, но теперь мне начинает чудиться, что где-то свернул в деревушку Камеруна.

Вилли горько засмеялся. Его согнутая фигура нырнула в тесный просвет между домами, Дмитрий скользнул следом, чувствуя, что попал не то в Средневековье, не то в пригород Одессы: между домами протянуты веревки с бельем, под ногами горы пустых картонок, а из некоторых торчат ноги местных бомжей…

Вилли стукнул в одну неприметную дверь, выждал и постучал снова, стук явно условный, в прерывистом негритянском ритме, после паузы отворила толстая неопрятная женщина. Она что-то жевала, руки вытирала о грязный замасленный передник, щеки и даже лоб блестели от жира.

– Чего надо? – поинтересовалась она недружелюбно.

– Да это свой, тетя Бен, – ответил Вилли, а Дмитрий невольно подумал, что эта громадная толстуха с мужским именем в самом деле похожа если не на Биг Бен, то уж на Царь-колокол – точно.

– Все свои, – проворчала толстуха, – да только вещи все одно пропадают.

Она отступила, Вилли проскользнул в дверь, Дмитрий постарался не задеть эту колышущуюся гору жира. Кто-то подсчитал, что процентов восемьдесят бедных жителей Империи страдают от избытка веса, а сорок – от ожирения, в то время как у девяноста процентов богатых – ни капли жира, все спускается на тренажерах.

В этой квартирке все блестело пятнами жира, словно толстуха жарила оладьи и за все хваталась маслеными руками, воздух стоял прогорклый и чадный. У Дмитрия защипало глаза. Вилли провел его через три тесные, заставленные мебелью комнаты, приходилось переступать через разные узлы и ящики, распахнул дверцы платяного шкафа. Старая одежда теснилась на плечиках, тоже ветхая и настолько грязная, словно ее собирали на самых отвратительных помойках.

Вилли с трудом раздвинул одежду, ее было напихано столько, что не желала поддаваться, Дмитрий заметил, как пальцы Вилли ощупывают стенку. Он что-то выстукивал, нашептывал. К изумлению Дмитрия, по старой фанерной стенке пробежала трещинка, оттуда пахнуло затхлым воздухом подземелья.

Фанера раздвинулась шире, Вилли проскользнул в щель, тут только Дмитрий заметил, что за фанерным покрытием чувствуется толстый стальной лист. Впереди блеснул свет, Вилли уже включил фонарик, Дмитрий увидел сырые, покрытые зеленой плесенью ступеньки, уводящие вниз в темноту.

Это было заброшенное подземелье, похожее на бомбоубежище Второй мировой. Дважды дорогу перебежали крысы, под стеной темнели кучки высохших нечистот. Дмитрия не покидало ощущение, что за ним наблюдают, но, сколько ни бросал украдкой взгляды по сторонам, скрытых телекамер не заметил.

На той стороне темнела старая металлическая дверь. Вилли отодвинул все три запора, простые и бесхитростные, дальше прошли через странное объемное помещение, не то заброшенный склад, не то туалет, судя по запахам, затем миновали еще пару просторных комнат, Дмитрий уже начал дивиться расточительству, в его Москве дрались за каждый метр площади, аренда стоит бешеных денег, а Вилли отыскал ход вниз, помчался, лошадино улыбаясь и гремя каблуками по металлическим ступенькам.

Ступеньки, как и водится, привели к металлической двери. Несмотря на все старания держать ее в запущенном состоянии, Дмитрий заметил, что поставили ее сравнительно недавно, чуть перевел дух, а то уже его путешествие начало казаться делом безнадежным.

Вилли стучал недолго, в двери щелкнуло. Дмитрий изумился, почему никто ничего не спрашивает, но, когда переносил ногу через порог, поймал глазом крохотный солнечный лучик. Явно их рассмотрели через мощные скрытые телекамеры, может быть, даже записали частоту пульса и прочие разные штучки, не за всеми же новинками успевают следить даже в «Каскаде».

В новом помещении никого, но, едва перешагнули порог, дверь тут же захлопнулась. Дмитрий заметил, что толщиной она с лобовой лист бронетранспортера, из торца выглянули и спрятались три штыря из нержавеющей стали.

Вилли отмахнулся:

– Да это везде так… Из-за наркоты могут и не такое выломать.

– Часто бывает?

– Слишком, – отметил Вилли. Он сгорбился, помрачнел. – У меня из-за наркотиков два брата сгинули, сеструха кончилась, половина друзей либо перемерли, либо с собой покончили… Я бы этих наркобаронов!

– Не только ты, – ответил Дмитрий. – Не только ты…

Ком в горле растворился, но теперь во рту он чувствовал едкую, как царская водка, горечь. Кто-то совсем недавно тоже говорил о ненависти к наркобаронам.

Они стояли на железном мостике, грубая металлическая лесенка вела вниз. Это был подвал, похожий на просторное бомбоубежище. Яркие лампы бросали в его сторону яркие, как у прожекторов, лучи. Он щурился, едва видел под ногами узкие металлические ступеньки.

Пока спускался по ступенькам, чувствовал на себе десятки пар внимательных глаз. Наверху был раскаленный мир, а здесь от стен несло прохладой, на металлических трубах висели крупные капли, время от времени срывались на цементный пол. Воздух плотный, влажный, хотя по легкому движению он ощутил, что здесь есть вентиляция.

Пока он спускался, его изучали настороженно, с некоторым любопытством. Огромное помещение казалось пустым, хотя в середине зала за столом сидели четверо, а под стенами неподвижно стояли молодые парни и девушки с автоматами в руках.

Дмитрию почудилась некоторая театральность, но прикинул возраст собравшихся, общую любовь к оружию, понял, что и здесь свои филиппы и славки. Он встретился с горящими глазами молодого черноволосого парня, явно латиноса, красивого, как цыган, подтянутого, весь в огне, готов к немедленным