Не только воеводы, дружинники и даже челядь знали, что Лях, когда начались в племени распри, не захотел принимать в них участия, а с братьями Чехом и Русом ушел на свободные земли, захватив свои семьи, скот и челядь. А потом, чтобы даже не возникало возможности ссор с любимыми братьями, эти трое разделили новую землю, причем Ляху досталась земля между Вартою и Нецем, где Лях и стал отцом целого быстрорастущего племени ляхов, или лехитов.

Там же Лях основал первый город Гнездо и дал начало первой польской династии, правившей сто лет… Говорят, что, придя на новое место, Лях увидел гнездо орла – или много гнезд, – потому так и назвал, другие говорят, что, завидев красоту новой земли, Лях велел: «Гнездимся здесь!»

Все же кое-какие распри возникли. Лях, Чех и Рус по-братски съехались для мужского разговора в крохотную рыбацкую деревушку, poznali sie, и в память этого назвали деревушку Познанью.

Владимир сам однажды приезжал поклониться Кровавому Камню. Под ним братья закопали по три младенца из каждого племени, в знак незыблемости межи. И вот эту межу бояре требуют перейти…

Ну и что? Город Краков именуется от Крокуса, он первым построил там крепость. Два могущественных ляха, Радим и Вятко, не поладили с братьями, пришли в земли потомков Руса и поселились на реке Соже и реке Оке. От них пошли радимичи и вятичи. Кто они: ляхи или русичи? Кого это теперь интересует! Главное же, на чьей они будут стороне, какую подать смогут снести без восстания, сколько людей могут дать в конное войско, сколько в пешее, а сколько вышлют с обозом?

Князь русов Радар победил змея Крагавея, что служил у престарелого Ляха, пропахал на нем межу между землями, чтобы каждый знал, где чье. Едва живой змей вырвался, кое-как дополз до Ляха и закричал: «Помни, Ляхе, по Буг – наше!», после чего преданный змей помер. С той поры и стала там граница навек, которую проклятый Мечислав, по-ихнему Мешко Первый, нарушил, захватив Червень и другие червенские города…

Владимир выслушал горячие речи воевод, сказал примирительно:

– Да ладно вам. Червенские города никогда не были нашими.

– А чьи же, ляшские?! – завопил Панас возмущенно.

– Не ляшские, но и не наши. Сами по себе росли и крепли.

– Княже, не то сейчас время, чтобы столь малое племя уцелело само по себе. Если не мы их присоединим к себе, то ляхи, захватив сейчас, удержат уже навек и сделают ляшскими. Со слабыми не считаются!

Владимир вздрогнул, услышав эти слова. Перед глазами блеснуло светло-золотистым светом. На миг узрел неправдоподобно прекрасные глаза… Видение исчезло, наполнив его сладкой болью.

Он вздохнул, бояре переглянулись. Иногда лицо великого князя становилось совсем черным, будто неведомый зверь пожирал изнутри его печенку.

– Это я знаю… В том и беда нашего времени, что все время собираемся жить и поступать по правде, да никак не соберемся… Мы с ляхами один народ по языку и по вере…

Панас напомнил:

– Мешко принял веру христиан!

– А кто в Польше об этом знает? – отмахнулся Владимир. – Вон король Хлодвиг уже в седьмой раз принимает христианство. И у нас, и у ляхов, и у червенцев – один язык, одна вера, одни обычаи. Пока что! Червенцев легко примучить жить хоть с нами, хоть с ляхами. А внуки червенцев уже забудут, что они червенцы. Станут либо ляхами, либо росичами. Смотря кто сейчас одержит верх… Так что хоть червенские города и не наши, но… ладно, убедили! Давайте посмотрим, сколько конных можем собрать к началу лета. Начинать войну с западным соседом – это непросто.

– Почему непросто? – удивился Панас. – Собрать войско, внезапно напасть…

– Просто! – усмехнулся Владимир недобро. – Есть у меня в дружине Филя-дурачок… Он всегда все знает наверняка: напасть ли на ляхов, послать ли послов к Оттону, упразднить ли налоги, перевешать ли волхвов… Особенно когда хватит бражки, так вовсе нет ничего, чего он бы не знал. И как Царьград взять, как лихоманку лечить, как на небо взобраться и даже как все народы под единую руку собрать!

– Нашел с кем сравнивать! – обиделся Панас.

– Не нравится? И я все на свете знал, когда мне было десять весен. А чем больше взрослел, тем больше сомневался. Ты заметил, что чем кто дурнее, тем увереннее обо всем судит?

Панас обиделся, ушел молча. Тавр посмеивался тихонько. Владимир нетерпеливо посматривал, как во дворах вокруг княжьего терема расставляют столы, накрывают белоснежными скатертями. Еще с ночи начали свозить во двор ободранные туши оленей, вепрей, битую дичь, птицу, на пяти подводах привезли свежую рыбу из Днепра. Подвалы заполняли бочками с хмельным вином, медом, брагой.

Панас как-то намекнул, что рано еще увлекаться пирами да утехами. Умен боярин, но не докумекал того, что с ходу понял Тавр еще в Новгороде. Князь-то пьет самую малость, больше делает вид, что гуляет вовсю. Здесь на пиру княжеском собирается старшая дружина, бояре, посадники из других городов, старейшины да самый разный и необходимый люд. Где, как не за дружеской чашей, обсудить трудные дела, погасить старые споры? Здесь удается уладить то, что не смог бы войной и набегами. И червенский спор бы решил миром, соберись вот так с ляхами за дружеской попойкой!

Прискакал на взмыленном коне гонец. Тавр его перехватил во дворе, но тот, памятуя наказы великого князя, молчал как рыба, пока не оказался в дальней комнатке, чуть ли не на чердаке, любимом месте князя для тайных разговоров.

Владимир выслушал, помрачнел:

– Ладно, отдыхай… Я пошлю другого, а то с коня свалишься. Волчий Хвост мог бы и не двигаться дальше! Я ж наказал только вятичей примучить, а дальше идти резону не было.

Гонец оторвался от кувшина, прохрипел все еще сухим горлом:

– Да больно легко все получилось! Вятичи вроде бы собрали огромное войско, а потом враз все разбежались. Мы без боев прошли их землю, сожгли для острастки терем их князя, тот бежал куда-то к германцам, а дальше что делать, когда обошлось все без драки? Сами вятичи уже смеялись над своим войском. Мол, волчьего хвоста испужались! Тогда мы и сунулись малость западнее…