ему было не по себе от пристального взгляда широкого в кости человека, черноусого и со сросшимися на переносице бровями. Он сидел близко к двери. За тем же столом было еще пятеро, но Владимиру показалось, что по крайней мере двое пришли с этим человеком, но виду не показывают. Человек опускал взор всякий раз, когда Владимир поворачивал к нему голову, не подозревая, что тот продолжает рассматривать его в полированном металлическом кувшине.

– Что-то никто не показывается, – пробурчал Олаф. – Ты уверен, что твой купец отыщет тебя именно здесь?

– Он так написал… Постой, сейчас что-то будет.

В харчевню вошел еще один посетитель, высокий мускулистый мужчина в запыленном плаще. Под плащом позвякивало железо легкого доспеха. Он занял место за свободным столом, заказал вина и сыра. Черноусый сказал громко:

– Вот и явился предатель и вор!.. А вы говорили, что его совесть загрызет!

Один за столом поддержал:

– Да, он мало похож на загрызенного…

Мужчина в плаще медленно встал, лицо его побагровело. Широкими шагами он направился к говорившим. Владимир увидел, как за двумя столами сразу четверо напряглись, бросили ладони на пояса. У каждого висели тяжелые ножи. Олаф подобрал ноги под себя, насторожился. Не глядя друг на друга, оба уже разделили: двое под правой стеной – забота Владимира, под левой – Олафа.

– Ты, тварь низкорожденная, – сказал тем временем мужчина в плаще четко и раздельно, – если ты готов отвечать за свои слова, то обнажи оружие!

Он отступил и выдернул из ножен длинный узкий меч с изогнутым лезвием. Черноусый поднялся неторопливо, так же неспешно потащил из ножен синеватое лезвие:

– Я готов. Наш городок только вздохнет…

Он бросил по сторонам быстрые взгляды. Их мечи взвились в воздух, но еще до того, как зазвенела сталь, Владимир и Олаф вскочили, развернулись спина к спине. Четверо сидевших по разные стороны харчевни не бросились на помощь, как подумал сперва Владимир, в руках были метательные ножи!

Владимир выхватил меч и с криком: «Слава императору!» – бросился на своих, а Олаф, видя, что не успевает, рывком поднял стол и швырнул в другую сторону. Послышался двойной стук: два ножа ударились о летящий на них дубовый стол, затем там был грохот, крики, стоны. Олаф с наслаждением прыгнул всем своим немалым весом сверху перевернутого стола. Из-под широкой столешницы донесся хрип и хруст костей.

Двое с ножами в руках посмотрели выпученными глазами на Владимира, мигом скользнули под стенами в разные стороны и выскочили – один через кухню, где послышались проклятия и звон посуды, другой прыгнул в окно.

– Люди базилевса! – крикнул кто-то.

Схватка на мечах замерла. И для человека в плаще вовремя, ибо еще двое с саблями начали заходить с двух сторон. Сейчас же все четверо оглянулись на солдат императорской гвардии, в нерешительности опустили оружие. Владимир сказал строго:

– Именем императора!.. Прекратить, иначе продолжите в тюрьме.

– На плахе, – поправил Олаф весело.

Чернобровый с показной неохотой бросил меч в ножны:

– Мы ничем не нарушили законы Божественного императора.

Человек в плаще люто оглянулся на ипаспистов, лицо его было перекошено злостью. Меч он все еще держал наготове, словно намеревался драться уже не только с тремя, но и с солдатами императора. Стоны и грохот привлекли его внимание, из-под стола выполз один, голова была в крови. Второго вытащили за ноги, был в беспамятстве. Глаза плащеносца расширились. Он с недоумением взглянул на довольного, как слон, Олафа, поколебался, кивнул с нерешительной благодарностью, убрал меч.

Владимир кивком пригласил Олафа за собой. Вышли на крыльцо, оставив тяжелые запахи скверно приготовленной еды и плохого вина. Олаф зло сопел, Владимир внезапно засмеялся:

– Дрались десять человек! Мечи, сабли, швыряльные ножи… И ни одного убитого!.. Что с миром делается? Теперь я вижу, что Царьград падет с таким слабым народом.

Олаф прорычал:

– Я знаю, почему паду я!.. Спасая того дурака, мне пришлось опрокинуть стол с моим пивом!.. Я не успел даже лизнуть!

– Видишь, как хорошо, – сказал Владимир серьезно, – что мы заказали пиво, а не хорошее вино?

Олаф подозрительно нахмурился:

– Почему?

– Ты бы вовсе от горя помер!

Олаф пожал плечами:

– Я бы не стал переворачивать стол.

Они стояли на крыльце, прислушиваясь к конскому ржанию на конюшне, голосам во дворе, на улице. Ночь была ясная, звездная. Таких огромных и ярких звезд Владимир никогда не видел на своей северной родине. И небо не бывало таким угольно-черным.

Он вздохнул:

– Пойдем, Олаф. Ночью люди с таким, как у тебя, слабым здоровьем должны спать.