– Что мне твоя жизнь, – сказал Рус презрительно.

Он повернул коня, а за ним повернули и его спутники. Пленники бросились, топча один другого от счастья и страха, к Нахиму. Он выхватил нож, неуклюже резал веревки, морщился, приговаривал:

– Все, все… Беда кончилась. Они напали внезапно, мы будем умнее.

Среди пленников был плач, стоны, крики облегчения:

– Это звери!

– Они и своих не щадят!

– Мы уже не думали, что нас спасут…

– Слава милосердному Яхве!

Они бежали, обгоняя друг друга, спотыкаясь и падая, к городским воротам. Там встречали плачущие от счастья родственники, а воины потрясали топорами, кричали ликующе.

Второй всадник сказал Нахиму негромко:

– Ты не думаешь в самом деле выдать варварам их соратников?

– Еще не знаю, – признался Нахим. – Иисус, не требуй от нас, чтобы их казнили. Да, я знаю, что нет бесчестья в том, чтобы обмануть гоя. Гой не человек, клятвы перед ним не обязательны. Но что-то, что-то… сам не знаю!

– Что? – спросил Иисус люто. – Гой по нашим законам та же скотина, которой мы можем пользоваться. Как ее имуществом, так и всем, что у нее есть. Гоя можно бояться, как, скажем, разъяренного быка, тот может даже убить, нет стыда убегать от быка, но давать скоту слово чести – дико… Их надо умертвить. Все-таки это будут первые убитые варвары! Это поднимет упавших духом. Их следует распять на городской стене, чтобы видели все.

– И варвары?

– Пусть и они видят, что их ждет.

Нахим в сомнении качал головой. Они проехали ворота, створки поспешно закрылись сзади. Пленных разбирали, уводили, майдан был заполнен криками, плачем, воплями радости и горя.

– Как скажет ребе, – ответил Нахим. – Ему виднее.

– Боишься, что скифы придут в ярость? А я думаю, что они устрашатся и отступят. Они только с виду грозные как звери!

Мальчишка принял у них коней. Нахим тяжело поднялся на крыльцо. Ступеньки недовольно поскрипывали под его тяжелыми шагами.

Он перешагнул порог покоев Соломона, замер в испуге. Ребе склонился над столом, а над ним во властной позе стояла высокая и прекрасная в своей хищной красоте тцарица скифов. Она была как демон ночи, пугающая, хищная, и когда ее твердый взор упал на Нахима, он согнулся будто от удара в живот.

– Что?.. – пролепетал он холодеющими губами. – О Яхве! Разве можно так пугать? Я уж подумал невесть что.

Соломон оторвался от карты, он водил пальцем, едва подслеповато не касаясь ее носом. Глаза его были красные как у старой, больной рыбы.

– Нахим, мальчик мой. – Голос его был усталый, но в нем звучала счастливая нотка. – Боги снова сохранили тебя и вернули нам. У нас высокий гость. Это – тцарица скифов. Судя по твоему виду, ты ее знаешь. Зовут ее… зовут ее… Исфирь!

Он нарочито тянул, а когда выпалил ее имя, Нахим в самом деле едва удержался на ногах. Вот почему она с черными как ночь волосами, вот почему ее стан тонок, нос как выточен, скулы приподняты гордо, а черные как маслины глаза блещут загадочным огнем!

– Исфирь… – повторил он зачарованно. – Но у нас не было женщины по имени Исфирь. Я ничего не понимаю, ребе!

Голос был молящий, Соломон кротко усмехнулся:

– Исфирь рассказала историю, полную радости и печали. Она из другого колена. Они бежали, спасаясь, как и мы, в неведомые земли. И они жили счастливо до недавнего времени. Увы, злые народы нахлынули как потоп, поглотили их племя, истребили. А Исфирь спас от гибели, ее готовились принести в жертву, как раз самый ненавистный для нас человек!

Нахим выдохнул обреченно:

– Князь Рус…

– Он. И теперь Исфирь – его верная жена. Странно было бы, если она была бы не верна человеку, который ее спас! И который ее никогда не обижал.

Нахим сел, повесил голову.

– Ты хочешь сказать, что она не сможет помочь своему народу? Но ведь закон разрешает обманывать всякого, кто не иудей? И преступать клятвы?

Соломон покосился на Исфирь:

– Гм… Гои – не люди, преступление перед ними – не преступление. Но ежели у них так сильны законы чести, то, значит, они подчиняются этим законам. Странным, диким, варварским, но – законам! А когда законам повинуются даже цари… или вожди, как у них, то это уже не разбойники. Или не совсем разбойники.

– Ребе! – воскликнул Нахим. – Но разве к ним можно относиться как к людям? Что гласит закон?