Ему показалось, что небо обрушилось ему на голову. Тряхнул головой, воззрился на жену с великим изумлением:

– Что ты говоришь, Ис?

– Рус, милый… У них все время борются две партии.

– Что такое партии?

– Это когда половина племени придерживается одного мнения, как поступать с нами, а другая считает, что они придумали лучше. Сейчас начинает побеждать партия войны. Это те, которые считают, что могут побить нас в бою.

Рус вскочил, будто его подбросил взбесившийся конь. Глаза от гнева налились кровью.

– Нас… побить?

– Рус, успокойся.

Он попытался взять себя в руки:

– А нельзя так, чтобы эти половины перебили друг друга? А та, что останется, чтобы удавилась от злости?

– Рус… – сказала она с укором. – Иудеи не скифы. Они даже оружия при себе не носят. Это у вас любая перебранка всегда переходит в драку. Потому у вас слово «брань» означает и ругань, и кровавую битву!

– А как еще? У мужчин слово с делом не расходится!

– Рус, успокойся. Это тебе на руку, не видишь? Ты тоже уверен, что сумеешь победить, если сшибутся в поединке два отряда, равные по числу?

Он оскорбленно раздвинул плечи:

– Уверен ли? Да мы можем выставить втрое меньше! И все равно победим.

Она ласково обняла его за шею. Их глаза встретились. И прежде, чем он опустил ее на ложе, она успела горячо шепнуть ему в ухо:

– Я уверена, что Соломон сумеет убедить на поединок. Он самый старый в Новом Иерусалиме и самый мудрый!

Соломон выглянул в окно, вздрогнул. Вдоль улицы шли по направлению к городским воротам, загораживая ее во всю ширь, три сына Аарона – Иисус, Иосиф и Илия. Доспехи блестели на их телах, головы были укрыты железными шапками. Народ приветствовал их радостными криками:

– Отобьем скифов!

– Смерть гоям!

– Вспомним славу Давида!

– Да вернет Яхве силу и мощь своему народу!

Братья улыбались, вскидывали мускулистые руки. Шаг их был уверен, сапоги били по мостовой мощно, и вскоре ритм слился, они шагали в ногу, гордые и уверенные в своей непобедимости, как римские легионеры.

Соломон проводил пугливым взглядом их широкие, крепкие тела, поджарые, без единой капли жира. Как быстро человек дичает, мелькнула пугливая мысль. Эти трое живут за городом, они скачут по лесам, голыми руками хватают диких оленей, с ножом выходят против чудовищных кабанов, один на один бьются с медведями.

Все трое братьев – сухие, опаленные ветрами и зноем сильные звери. А дети двух старших братьев, как Соломон помнил, тоже впитали в пот и кровь дикие привычки отцов. У старшего, Иосифа, семеро сыновей и одна дочь – Генда, у Иисуса трое хмурых звероватых сыновей, только младший, Вениамин, еще не женат, все выбирает, выбирает…

Они чем-то похожи на скифов, подумал Соломон невольно. Только они и могут на равных тягаться с этим народом зверей. Но что за странное чувство тревоги, когда он смотрит на этих сильных людей, единственных, что могут дать скифам отпор? Почему страх заползает в душу как раз в тот момент, когда разум говорит, что это те, кто сейчас необходим израильскому народу?

Не в силах совладать с беспокойством, он вышел из дому. Слуги пытались сопровождать, его сверстники в старческой немощи уже не покидают постелей, но Соломон чувствовал, когда стоит влезть под ворох одеял, а когда можно рискнуть на прогулку даже в скифский стан.

– Я вернусь к обеду, – предупредил он. – Мне только овощи, а кашу приготовить без масла и соли. Все!

Стены Нового Иерусалима были по его настоянию поставлены из толстых бревен, вбитых в землю в два ряда. Сверху тоже были бревна, тоньше. Он помнил, как трижды возникал горячий спор, когда приходило время подновить стену, поправить врата. И каждый раз ему все труднее приходилось убеждать в необходимости заменить гнилые бревна, выделить деньги на расчистку рва, послать людей на вырубку кустов вдоль стены. Он чувствовал, что в следующий раз ему сказали бы прямо: никаких народов Гога и Магога нет, мы – единственные люди на свете, глупо тратить силы на эту проклятую крепостную стену, к которой вот уже лет триста никто не подходил с оружием…

Сейчас, как он видел, наверху крепостной стены на широких камнях были разложены костры. В огромные котлы таскали воду, в другие – смолу. Снизу подавали в корзинах тяжелые камни, их надлежит швырять на головы осаждающим. Дважды веревки рвались, корзины падали со страшным грохотом, взметая пыль и оставляя глубокие вмятины в твердой земле.

Страшно ревели быки, горестно мычали коровы, блеяли овцы и козы, испуганно ржали кони. Град загромоздили тяжело груженные телеги, измученные люди не знали, куда загнать свои стада скота.