Закат все еще был удивительно нежным, словно румянец на щеках юной девушки. Небо на западе стало розовым, там в темной стене леса была широкая щель, и мы видели, как на расстоянии копья от темного края земли застыл, не решаясь опуститься, расплавленный слиток металла. От него шло радостное сияние, словно от пера Жар-птицы. Розовый свет захватывал почти половину неба, дальше плавно переходил в нежно-голубой, тоже чистый и свежий, словно не поздний вечер, а раннее утро, когда даже солнце отдохнуло и посвежело.

Подсвеченные снизу облака загибали выпуклые края, сочные, как набухшие лепестки роз, только плотная середина облаков быстро темнела, становилась похожа на окалину на быстро остывающем металле.

И только тогда, когда я налюбовался этой сказочно прекрасной картиной, солнце быстро опустилось. Чаша неба темнела, однако медленно, впятеро крупнее и выше привычной, звезд высыпали целые рои, яркие, блистающие, а самые яркие смотрелись не яркими точками, а почти планетами!

Луна поднялась огромная, как Юпитер, видимый с Ганнимеда. Следом всплыли вторая и третья, все настолько огромные и рельефные, что я невольно напрягал зрение, инстинктивно силясь рассмотреть не только высохшие моря и каньоны от метеоритных ударов, а то и отряды крохотных всадников.

Из шатра принцессы раздавались тихие звуки лютни, как мне показалось, хотя я лютню никогда раньше не видел и не слышал, сквозь тонкую ткань иногда просвечивал светильник. Я различил ползущие оттуда тонкие ароматы благовоний, инстинктивно подобрал ноги, чтобы не испачкаться.

Стража сидела в трех шагах по периметру. Темный шатер герцога возвышался поблизости, высокий и надменный, как он сам. Еще бы чуть, и его бы попросили отодвинуться, никто не смеет располагаться на ночлег так близко от принцессы. Я слышал грубые голоса, смех, пьяные выкрики.

Постепенно пламя костров пригасало, поленья разваливались на багровые. В светящихся изнутри углях, похожих на елочные украшения, бегали крохотные огненные человечки. В лагере стало темнее.

Один из сидящих у костра поднялся, зевнул, похлопал себя по вздувшемуся животу, икнул и направился в кусты. Не успел исчезнуть в темноте, как еще двое встали и, даже не потянувшись, неслышно скользнули в темноту.

Я сидел неподвижно, прикинулся, что дремлю. Люди поднимались один за другим, ступали в непроглядную тьму. Иногда я слышал треск сучка, но в основном все двигались бесшумно. Затем я услышал легкий хлопот крыльев, закачалась ветка.

Тишина, после долгой паузы далеко за деревьями захлопали крылья еще и еще, затем это слилось в единый шелест, словно я присутствовал на церемонии закрытия Олимпийских игр. Это было чарующе прекрасно, я не стал даже по скверной привычке человека из того, оставленного мира, размышлять, что же это за голуби с повадками летучих мышей, просто разнеженно слушал волшебные звуки взлетающих птиц, таких милых и ласковых, и плевать на то, что разносят полиомиелит и всю ту заразу, что и крысы, за что голубей зовут крысами с крыльями, где-то даже истребляют, а здесь это просто милые птички с белоснежным оперением, ласково урчащие, как котята возле огня, сейчас взлетают над лесом, делают круг, выбирая направление по звездам и устремляются в путь, спеша вернуться в родное гнездо и принести драгоценное сообщение о продвижении нашего от­ряда.

Шпионы возвращались в опустевший лагерь поодиночке, но для меня это выглядело как будто все действуют по команде, чуть ли не строем, так же разом бросили на багровые угли по паре хворостин, затем завернулись в плащи возле костров и захрапели с чувством выполненного долга.

Последним прошелся по лагерю воевода. Усы торчали как пики, глаза круглые, подозрительные. Внимательно смерил взглядом расстояние между шатрами принцессы и герцога, явно заколебался, не отодвинуть ли наглеца на пару шагов, затем на моих глазах суровое лицо постарело, плечи опустились, из воеводы превращался в того, кто коням бросает сено и выгребает конские каштаны.

– Там все тихо, – сказал я быстро. – Отдыхай.

– И ты спи, – буркнул он. – Встаем засветло.

– Надо ли, – пробормотал я. – Да и герцог будет против…

Он брезгливо оглянулся на темный шатер. Внезапно понизил голос, сказал в редчайшем приступе откровенности:

– Не такого ей бы супруга. Нет, не такого!

– А какого?

– Ну, настоящего воина, – ответил он с нажимом. – Который бы бдил и защищал!.. И который встает рано, как и положено мужчине.

– Тогда это не мне, – ответил я с облегчением. – Я варвар, а варвары поспать любят. Это разве что тебе!

Он хмыкнул раздраженно, ушел. Я слышал, как он устраивался под деревом, выбрав место, чтобы видеть нас всех.