мы населили в своем буйном воображении целые галактики подобными себе существами.
– А что, если пойти на поклон?
Это сказал Моше. Все повернулись к нему.
– Выйти самим в космос? – сказал он.
– Со своим вяканьем… – сказал Дагер с горечью.
В самом деле, что бы стал передавать по радиопередатчику человек из племени мамбо-юмбо, если бы понял его назначение?
Нам мгновенно стало стыдно, едва каждый представил себя в этой роли. Я почему-то явственно вообразил себя в аппаратной с перьями на голове и окровавленным скальпом за поясом.
– А что нам остается? – сказал Моше настойчиво.
Пожалуй, только один он мог предложить такое. Все остальные считали себя слишком гордыми, чтобы «позориться». Хотя понимали, что сверхцивилизации значительно легче разобраться в наших примитивных символах. Если ей передавать достаточное количество материала, то она быстро освоит его и ответит в нашем собственном коде.
Разошлись, пряча глаза. Этой ночью каждый решит…
– Выбери самую чистую передачу, – попросил Флемминг Моцумото, – может, она окажется самой ближней.
Сказался чисто человеческий рефлекс: разговаривать с тем, кто рядом. Хотя и этот собеседник мог отстоять на сотни парсеков.
Моцумото молча вертел верньеры настройки. Мне показалось, что он прячет лицо от нас. Да и каждый из нас все еще избегал встречаться взглядами с товарищами. Дикари в перьях…
– Вот, – сказал Моцумото, все так же не глядя на нас, – самый чистый и громкий голос. Если мерить земными мерками…
Если мерить земными мерками, то это была самая близкая станция.
Флемминг положил перед Моцумото текст заранее согласованной с ООН и со всеми правительствами передачи.
– Давай! На этой же частоте.
Мы были уверены, что пройдет немало времени, пока сверхцивилизация заметит наше комариное присутствие. Потом пройдет время, пока расшифруют наши примитивные символы речи…
Но едва передача кончилась, как ожило печатающее устройство:
– «Мало информации. Еще».
Это был колоссальный успех. Когда я впоследствии пытался вспомнить и проанализировать эту историческую минуту, то в памяти всплывали только наши глуповато растерянные лица. Свершилось!
Ринулись за материалом. В течение трех дней передавали все, что казалось важным, но космос требовал все новой информации.
Наконец, однажды громкий и чистый голос сказал:
– Кто вы?
Мы бросились к передатчику.
– Мы – люди! Человечество. Мыслящие существа! А кто ты?
Да простят нам потомки сумбурность первого контакта. Речи некогда было готовить и согласовывать. Самый большой умник из нас оказался способным экспромтом говорить глупости.
– Я – Разум, – ответил Голос. – Кто вы?
– Мы – тоже разумные, – стучал наш передатчик, – мы – жители Земли.
– Непонятно, – ответил Разум. – Кто вы?
Нужно было отвечать без промедления, и мы снова повторили свои данные.
– Непонятно, – сказал Разум еще раз. – Там вы не можете быть.
– Почему? – воскликнули мы в один голос.
– Там нахожусь Я, – ответил Разум.
На этом передача оборвалась.
Вряд ли кто из нас сомкнул глаза в эту ночь. Лихорадочное возбуждение жгло мозг и гнало сон. Мне было слышно, как беспокойно ворочался в своем гамаке Моцумото. Вряд ли ему помогал и волевой контроль. А обо мне и говорить было нечего. Едва только дождался семи утра.
В аппаратной уже находились Флемминг, Моше, Дагер.
– Нет ли идейки? – спросили меня вместо приветствия. – Мы здесь уже все перебрали. Параллельные миры, временные петли, антимиры, дискретные миры…
– Сигналы из будущего? – спросил Моцумото, появляясь на пороге.
Флемминг безнадежно пожал плечами.
– Все невероятно и поэтому вероятно. Нужно наладить связь. Как там у тебя, Моше?
