двери, единственный вход — через пол. Конечно, можно выйти к реке, но сколько петлять придется?
Яшка с Толиком были уже далеко, когда в землянку ввалилась милиция. Увидев, что она пуста, заматерились, вернулись к бомжам:
А этот хмырь где? — указали на землянку Яшки.
Откудова знаем? Друг другу не докладаемся. Тут всяк своей волей живет! — ответил Кузьмич.
Поурежем вам волюшку!
А кому мы на хрен сдались?
Сами по себе — так и никому! Но кто убивает горожан?
Мы при чем? Средь своих ищите! — не выдержал Муха и тут же получил в зубы.
Чего? Наших дрючить? — вскочили бомжи на ноги, похватали колья и арматуру, кинулись на милицию.
Сами мокрите, а тут козлов ищите? Не обломится подставить. Своих высвечивайте, кто загробил?
Средь вас всякий второй — киллер!
Истерзали гады! Даже на свалке нет от вас покоя. Как кого убьете, наших заметаете! Пшли вон, лягавые псы!
Через несколько минут на свалке снова стало тихо. Милиция уехала. Бомжи успокоились.
А на сером обомшелом валуне на берегу реки сидели двое. Разговаривали так тихо, что даже птицы удивлялись способности людей так глубоко прятать голоса
Ну, как там ваши дышат? Все нормально? — спросил Яков Толика.
Без шороха обходится. Никто ни на чем не засыпался, не попух. Но у меня к тебе свой разговор имеется. Отдельный, — добавил Пузырь.
Валяй!
Завязать хочу с кодлой. Насовсем. Не хочу больше с ними дышать.
В рекет намылился?
Нет! Я другое выбрал. У меня теперь жена есть. Скоро ребенок будет. Понимаешь, я ему тоже нужен. Всегда!
У Яшки глаза на лоб вылезли. Он подавился дымом сигареты, никак не мог откашляться.
Ты женатый? Трандишь? — не поверил в услышанное.
Правда это! Катьку мою ты знаешь!
Дикая Кошка?
Она! Я с нею год живу. Скоро матерью станет. Боюсь за нее, она — за меня. Устали вот так мучиться. Ни дня покоя. Я долго думал, куда пойти, что делать, чтоб прокормить своих…
Старо, кент! Сколько о том мечтало? Да все мимо. Власти никогда не дадут людям дышать нормально. Все отнимут, выгребут, обмишурят.
Не скажи. Вон, Червонец уже пристроился, игровой зал открыл для детей. Те на компьютерах шпарят. Недорого это стоит, но Гошке хватает на хлеб. На квартиру себе копит. А я что, хуже?
Ты казино иль притон держать станешь? — усмехнулся Яков мрачно.
Это не по мне. Я воевать пойду!
Чего? С кем это, твою мать?!
В Чечню контрактником! Там за месяц по тыще долларов дают, — глянул Толик на посеревшее лицо Яшки.
Тот закурил, матерясь, спросил, продохнув:
Тебе, лопух, сколько лет?
Восемнадцать и три месяца!
Чего так рано жизнь опаскудела? Иль баба хреновая? Сыщи другую! Зачем к смерти в зубы? Тебе нужна Чечня?
Знаешь, я много раз о том думал. Мы с тобой русские, ты поймешь меня. Они таких как мы с тобой взрывают, а скольких взяли в рабство, кастрировали? Сколько у них заложников? Мне не нужна Чечня! Но ведь и меня, и тебя могли схватить на дороге и приковать к тачке! А копать для них траншеи и окопы! Ведь они наших осмеяли и унизили, таких как ты и я. Ну, если мы самих себя не защитим, свои дома и семьи, что с нами сделают чеченцы? Да они — фашисты! Знаешь,
еще грозят! Наши городские пацаны туда сорвались. Зло взяло! Чем тут друг с другом махаться, поедем в Чечню! Дадим им вздрючку от души, так нам за это отбашляют, и домой, — Толик загасил сигарету и продолжил: — Я уже все подготовил. Даже мелкоту — определил по местам. Помнишь, говорил тебе про Дашку, какую Катька к себе взяла. Из кодлы Чирия. Так вот я ее к старикам устроил. Насовсем. Ухаживает за ними, убирает в доме, учится жить по-человечьи, в семье. Скоро год, как живет у них. Я ей запретил воровать. И ее уже полюбили как свою. Прописали. Деньги с них Дашка не берет. На нее уже завещание есть. А еще Димка с Женькой. Те уже выросли. Работают в шиномонтаже. Себе на жизнь зарабатывают. Перестали бутылки по городу собирать. Да и времени не стало: учатся оба, наверстывают упущенное. Даже Зинка теперь не побирается. Выдернул ее с улицы, но с ней больше всего мороки было. Нигде не могли приспособить девку. С нею намучились все. Зато теперь она в кружевницах. Самое дело для девчонки, и зарабатывает неплохо. Но свыкалась долго. К режиму и требованиям не могла приноровиться, а теперь втянулась. Ее хвалят, говорят, что способная, толковая девка.
А Катьку куда воткнешь? — усмехнулся Яшка одними губами.
Ее никуда! Она моя жена! Пока вместе со своей матерью живут в квартире отца! В своей! Помирились мы с тещей. Говорит, что станет внука нянчить. Ждет. Ну, а если не уживемся с нею, куплю свою квартиру. Лишь бы меня ждали! Я не задержусь надолго! Накостыляю бандюгам по-свойски и домой, — расхохотался Толик.
А ты не думаешь, что там тебя могут не только окалечить, но и убить?
Послушай, как на роду написано, то и будет. Вон наш Колька на гололеде башкой трахнулся, чуть не сдох. Не в Чечне! В своем городе, в центре! А Тишка? В газовый люк провалился. Еле откачали! Васек в озере утонул, а уж двадцать лет ему было! И без войны! Да что далеко ходить? Нашмонают менты, вздрючат в дежурке за то, что нет паспорта. Ты уверен, что выйдешь от них своими ногами? И я не знаю: вернусь ли живой? Но это война. Она и прошлое спишет, если выживу!
Пойми, тут у тебя везде свои! Что случись, есть кому помочь. А там? Даже похоронить некому!
Туда тысячи поехали! Такие как я!
Вот и управятся сами! Не лезь!
Как? Без меня воюют? Нет! Я не хочу на заднице мох отращивать. Ведь ни кого-то, наших ребят отправили! Я их всех знаю! Классные пацаны!
Ты с Катькой говорил? Она согласна?
Плакала, отговаривала, но я сказал, что наш с нею пацан воровать не будет и станет жить в нормальной квартире! Я заработаю для него!
Крест над головой! — не выдержал Яшка.
Тогда будет пенсию получать за меня и вырастит сына. Но я вернусь. Мне даже цыганка так сказала!
Нашел, кому верить, дурье!
Короче, я ведь не советуюсь. Для себя все решил и тебя предупредил.
Эх! Сколько сил ухлопал, чтоб из лопуха фартового слепить. И этот линяет!
Не фартового, мужика ты из меня сделал. И спасибо тебе на том. Даром твое не пропало, оно со мной. И поверь, дышать в тюрягах и в бегах куда как хуже, чем уйти на войну, зная, что и себя защитил, и сына не только на день нынешний, а и на будущее.
Кто это тебе мозги засушил? Ботаешь, ровно по радио шпаришь! Дурак! На войну идут те, кому большего не дано, кто нигде и никому не нужен. А у тебя кентыш наметился. Зачем от него сваливать? Другое надыбай, коль фарт осточертел. Я знаю, что вытворяет война с мужиками! Сколько их вернулось героями, а сдыхали в зонах нищими. Их слава яркая как салюты и такая же короткая как они. Погасли, и все забыто. А ордена и медали продают потом на барахолках. Кто на хлеб иль на бутылку. Кто нынче считается с афганцами? А ведь тоже воевали мужики! И гибли. Сколько вдов и сирот осталось! Кто им помогает? Никто! Когда много героев, память людей скудеет. Черствеют сердцем. И тебя это ждет. Чечня — это котел, какой будет кипеть долго.
