Все вместе с ним откинулось! К живым умершее не прилипнет!

Во, пофартило мудаку! Нынче уж не таким заморышем смотрится! Женить его можно! — смеялся Горилла.

У него жена имеется!

Что с того? Этих баб хоть сотню имей, едино мало будет. Вон у Шныря тоже жена! И любовница имелась. Не стало — десяток новых заведет! Потому что мужик до гроба в своем звании дышать обязан! — смеялся Горилла.

А что? Томка умерла? — удивился Митька.

Помогли ей! Зажилась, видать. Кому-то это не по кайфу пришлось.

Митька поторопился покинуть мужиков и побежал в город.

К дому Катьки он домчался за десяток минут. Заколотился в окно суматошно, требовательно.

Выдь сюда! — потребовал настырно, едва завидев девчонку, выглянувшую из-за занавески.

Чего тебе? — вышла на крыльцо.

Гони положняк за Томку! Урыла! А кто навел? Не то ментам вякну…

Сколько хочешь?

Не торгуясь, десять штук!

Приди завтра. Сегодня столько нет.

Ждать не буду! Теперь выкладывай! — потребовал настойчиво.

Подожди немного! Я сейчас! — нырнула в дом. Через несколько минут вышла вместе с Толиком- Пузырем. Митька не удивился.

Похиляли со мной! Я за нее отдам. Она вернет мне долг, — повел Митьку за дома окольными тропинками, известными только шпане.

Куда ведешь? — спохватился Митька.

Здесь путь короче. Уже близко. Чего ссышь? Получишь «бабки» и отваливай! — хмуро ответил Пузырь.

И впрямь, вскоре Баланда увидел тот самый недостроенный дом, где приютилась кодла Кольки-Чирия. Пузырь легко перескочил заполненную водой траншею. За ним Митька. Сбитый на лету сильным ударом по сонной артерии, он даже не увидел руку, не почувствовал боль. Ему попросту нечем стало дышать. Его сшиб с полета пацан. А ведь до берега как до мечты было так близко…

Баланда рухнул в размытую дождями, глубоченную траншею. Сразу с головой. Негромкий всплеск не испугал даже соловьев, заливавшихся в высокой березе возле дома. Через пару минут на поверхность вместе с пузырями всплыла справка, что Митька действительно отбывал срок в зоне, а теперь вот вышел на волю… Больше ничто не выдало случившегося. У каждой ночи есть свой счет к живым…

Егор не удивился, узнав, что Баланда так и не вернулся из города.

Кто-то пошел ковыряться в Митькиной хижине, Горилла даже с места не сдвинулся.

Не трожьте! Подпалите лачугу и все на том! Иначе и этот за собой утянет кого-нибудь! — крикнул бомжам. Но те нашли деньги и, радуясь, вернулись к костру.

Пропить их! На помин души!

А может он живой? — засомневался Цыган.

Давно б нарисовался! — буркнул Горилла.

Может у бабы? Вона как прибарахлился напоследок!

Бабы нынче глядят, что под тряпьем? Барахла они всякого навиделись! Смотайтесь за водярой! Да

жратвы путевой наберите! — посоветовал Горилла, знавший, что Баланда больше никогда не вернется на свалку.

Егор уже виделся с Толиком-Пузырем. Тот рассказал Горилле все, как было:

Ментами грозил и высветил бы нас. Это верняк. Даже получи он свои башли, не успокоился бы. Решил бы тянуть и дальше. С нас и с Катьки. Не захотел остановиться, дурак. А ведь мы и не думали его мокрить. Да и Томку не размазывали. Сам знаешь. Дикое совпадение. Говорят, такое раз в сто лет случается. Упала кадушка с фикусом ей на голову. С четвертого этажа. Она там всегда стояла. С чего звезданулась, кто знает? Мы к ней не прикипались. Если бы сами размазали, то не так, а чтобы знала за что урываем! Но ментам не докажешь. Этим только подкинь повод нас за жопу взять! — вздохнул тяжко.

Все равно, не случись того, Катька пришила бы ее! — отмахнулся Горилла.

Поначалу, когда убили его! Тут же время прошло. Поостыла. Злость обида сменила, потому «бабки» хотела снять. И все на том. А нам не больше надо. Но Баланда не поверил бы, потому его убрал. Теперь уж все! Никому не вякнет про нас.

Горилла глянул на пацана пронзительно. Тот не отвел взгляд. Егор знал парнишку давно.

Он тогда только вернулся из заключения. Как жив остался, сам не раз диву давался. Ведь срок отбывал на Колыме немалый: пятнадцать лет… Каждый день на грани смерти был. И все не верил, что выйдет на волю. Но дожил, дотянул…

Горилла подвинулся ближе к костру, к теплу. Выдохнул тяжелый ком. Вот и теперь остался один. Бомжи побежали в город за жратвой и выпивоном. Хороший повод! Кто от него откажется? Теперь с полными карманами и животами вернутся. Не часто вот так обламывается нажраться на халяву, поминая чью-то душу. Они и не знают, как слинял на тот свет Митька. Да и никому это не нужно.

Егор знал, но поминать Баланду не хотел. Не уважал мужика. А желать доброе тому, кого презирал, не

умел. Но и не хаял. Нет Митьки и разговор о нем закончен.

Несколько стариков вылезли из лачуг. Им не спится. Идти в город сил нет, вот и ждут, когда принесут бомжи поминальное прямо сюда на свалку. Может и их скоро вспомнят у костра…

Егор, глядя на них, думает, что вот и он через несколько лет станет таким же бессильным и беспомощным. В каждом дне будет умолять судьбу забрать его поскорее из жизни. Впрочем, это тоже уже было. На Колыме…

Туда Егор влетел как махровый вор. Попались они на ювелирном. Вот и получили на всю катушку. Гориллу судья пощадил. Первой была судимость. Потому не приговорил «к вышке». Другие ее не минули. Их он жалел. Каждого. Поначалу. А в зоне завидовал, что отмучились легко и быстро.

К ворам Егор попал по дикому случаю. Повез продавать свиней. В три дня управился, заскочил в пивбар на радостях: хотел горло промочить. Взял пару кружек пива. К нему мужики подвалили. Угостили воблой. Он и рассказал им, зачем появился в городе. Мужики предложили обмыть удачу. Хлопали по плечу, называли своим — он и развесил уши. На третьем стакане вырубился и упал под стойку. Лишь ночью пришел в себя уже возле пивбара без денег, без куртки и шапки, без часов и ботинок.

«Что делать? — гудела голова с похмелья или от шока. — Куда деваться? Домой? Боже упаси. Со свету сживут. Засудят за свиней. Обсерут по макушку всей деревней! И первая — теща на мне оторвется. Враз назовет алкашом, живодером! И жене зудеть станет, чтобы бросала меня непутевого. Пока еще не состарилась, сумеет жизнь начать заново».

Ей, стерве, невдомек, что Егорке и так не миновать горя: не избежать тюрьмы. А станут ли его ждать? Вряд ли! Он всегда отличался несносным характером. Первым драчуном в деревне слыл. А все от того, что в семье всего два с половиной мужика имелось: он, отец и восьмидесятилетний дед, какой или кашлял, или пердел. Случалось, то и другое вместе получалось.

Тогда со всех углов смех слышался. Бабье! Их в доме аж восемь имелось — мать и сестры! Всем помоги, каждую защити! Не только глоткой, но и кулаками. Зато в праздники один за всех за столом управлялся. Чтоб унять буйную натуру, решили его женить пораньше, чтоб остепенился, серьезным стал. Ну и привели Настасью в невестки.

Любил ли он ее? Егор и сам не знал. Она боялась парня крепкого, напористого, горластого. Может