а твоя жена чуть взашей не вытолкала. Ты и не вступилси. Она ж и ляпнула:
— Свои заботы одолели, как блохи, не знаем, куда от них деваться, а тут ты со своими соплями! Чем помогу? У самих всяк кусок считанный!
— Так-то и ушла от вас! Чужие люди приняли и подмогли заново на ноги встать. Хоть никем им не приходилася. Ни куском, ни углом не попрекнули, теплом не обошли. Что же тогда про родство запамятовал? Иль червяк жопу не точил? Тебя неспроста принесло,— пытливо смотрела на брата, тот, глянув на Лукича, смутился:
— Понимаешь, Настя, теперь у меня руки свободны.
— Это как? — не поняла бабка.
— Один я остался. Вика ушла!
— Куда подевалася?
— К другому! Бросила меня!
— Вона как! Дождался дуралей, покудова рога наставили! А ить сказывала тебе! Так не поверил! Во, и получил! Вздумал меня переманить к себе! На што глупое порешь? Не поеду! Я покуда не реханулась. Не хочу промеж вас стать той мышью, какую все ловят.
— Да ты о чем?
— Об том, что сколько раз вы разбегались, опосля сбегались! И все другие виноватыми оставалися. Вы вкруг хорошие! Так и живите сами. Меня не дергайте! — поджала губы.
— Настя! Вика не вернется! Я ее не пущу!
— Мне дела нет! Не Вика, другую приволокешь через день-другой! А я сызнова ищи себе угол.
— Зачем ты так, сеструха?
— Знаю вас! Набедовалася от обоих.
— Слово даю — никого не приведу! А и вспомни про мой возраст!
— А что? В прошлом годе Вика тебе морду била за сучонку. Та тебе во внучки годилась! Срамно вспомнить, с кем путался, плешатый козлище!
— Настя, я с женщинами завязал!
— Ты это мне не бреши! Завязал, покуда тут сидишь! На двор выйдешь, мигом ширинку рассупонишь! От того и Вика сбегла, что надоело ей тебя ловить, барбоса окаянного! Никакого стыда нет! На все места облысел, а как баб видишь, ровно жеребец, про все забываешь!
— Настя! То все о прошлом! Мне и впрямь не до женщин, ведь предали со всех сторон. Вика ушла к другу. Я не ожидал такой подлости.
— Сам не подличай! За свое получил!
— И ты туда же! — опустил человек голову.
— А где сбрехала?
— Я ж к тебе со всей душой, забрать приехал. А ты всего заплевала! За что?
— Денис! Ну, я ль тебя не ведаю? Ить ты раней меня звал, а через пару дней мирился, и Вика выгоняла за дверь!
— В этот раз все, не вернется!
— И тогда так лопотал!
— Настя! Я устал спорить! Поверь на слово! Я навсегда расстался с Викой и прошу тебя — вернись ко мне! Насовсем! Ведь мы не дети, уже пожилые люди!
— Нет! Денис, я не верю тебе! Да и к чему я в твоем доме? Ты целыми днями на работе! Ты никогда, с самого сызмальства меня не признавал, и меня к тебе не тянуло. Если заставишь поехать через силу, я очень мало поживу у тебя.
— Почему?
— Или умру, или сбегу, честно говорю тебе!
— А я так надеялся! — вздохнул человек.
— Не обессудь, братик. Не забидься. Но пусть все остается как есть. Не стоит нам испытывать судьбу, мы смальства не чуяли родства друг к другу,— встала Настасья и, поклонившись, заспешила из кабинета.
— Вот такая она, эта странная и непонятная штука: жизнь! Родная сестра не верит. Не хочет понять. И до сих пор помнит обиды, какие я давно забыл! Чужие люди быстрее простят, чем родня! Потому и живем по-звериному, кто кого больнее саданет и укусит. Мы, наверное, у них научились забывать родство и понимать боль ближнего.
Титов промолчал. А человек, не услышав слов поддержки и понимания, торопливо вышел из кабинета, забыв проститься.
Егор Лукич снова склонился над журналом. На душе было тяжело после услышанного. Он и не знал, что пришлось пережить Настасье.
Внезапно в кабинет влетели две девчонки:
— Егор Лукич! Чего наша бабулька плачет и ничего не хочет говорить? Может, вы знаете, что случилось или кто обидел ее?
— Не трогайте Настю, не теребите! Пусть успокоится память. Вот так некстати вспомнила лихое. Оно, как шило в бок, всегда ни ко времени,— увидел, как помчались девчата в прачечную. Человек знал, они отвлекут старую, заставят забыть прошлое, помогут бабке, уведут с собой в столовую или на свой этаж, но ни за что не оставят одну.
— Привет, Егор! — увидел Лукич своего друга Михаила. Тот только шагнул за порог, как Поликарпыч прямо у двери поймал худую, лохматую девку, оттащил ее ворча:
— Сколько тебе говорить, что занят человек, не может сейчас принять. А значит, не лезь! Подожди! Ишь, прыткая!
— Я только на минуту!
— Все так говорят!
— Мне всего на два слова!
— Егор! Не откажи женщине! Видишь, как она рвется к тебе! Будь рыцарем, а не мужланом! — улыбался Михаил, глядя как упрямая девка пытается обойти вахтера со всех сторон. Но тот ловит, загораживает собою дверь в кабинет.
— Да пустите вы ее! Такую милашку держите в вестибюле! Может у нее есть что-то важное сказать. Зачем вы мешаете? — открыл Миша двери пошире, девчонка с разбегу влетела в кабинет, улыбнулась Михаилу, поблагодарив за понимание и выпалила:
— Егор Лукич! Я уезжаю за границу по турпутевке. На целый месяц! Вы мое место никому не отдавайте. Я через месяц вернусь!
— Хорошо!
— Мадам! А как же я? — состроил Михаил горестную мину и продолжил:
— Целый месяц — это вечность! Я умру от тоски!
— Жив будешь, старый козел! — бросила девка через плечо и рванула на этаж.
— Лада! А ну вернись! — потребовал Лукич. Девка, словно споткнувшись, развернулась, скатилась вниз, уставилась на Егора:
— Тебе кто позволил хамить? За что унизила человека? Он пошутил, но не сказал ни одного обидного слова! Как смеешь вести себя так вульгарно? А что если позвоню на завод и расскажу, как ведешь себя в общежитии? Тебе не только за рубеж, за пределы города не выехать!
— Извините! — опустила голову девчонка.
— Какое прекрасное имя! Вам следовало бы стать чуть иной! Не надо быть колючей и лохматой! Женщина покоряет нежностью! Ее так не хватает всем нам. Вот и я пришел к тебе, Егор, за помощью! Нам нужна девушка на должность менеджера. Конечно, умную, красивую, обаятельную, а главное, умеющую работать с людьми.
— А зарплата у вас какая? — спросила Лада.
Когда Михаил сказал, девчонка подскочила к нему:
— Возьмите меня!
— Не подходишь,— ответил сухо.
— Ну, почему?
