— На что сдалась? Вы ж молодые! Вам с нею лишняя морока, ей беспокойство! Отдохните друг от друга.
— А мы не стали и не просили вас убрать от нас бабку! Зачем, за что наказали? Отдайте! — требовали девчонки.
— Если она захочет, забирайте! Только не пойму я вас, к чему, на что она вам сдалась? — удивлялся комендант.
— Вот так нужна! — провела ладонью по горлу одна из девчат, убегая в прачечную следом за другими.
— Баб! За что нас кинула? Чем обидели? — обступили старушку со всех сторон.
— А как мы без тебя?
— Нет! Не получится! Давай обратно! Мы против и тебя не отпускаем. Возвращайся! — требовали настырно.
Через час Настасью вернули в комнату, на прежнее место.
Старушка, закончив работу, поднялась на второй этаж. Ее уже ожидал чай с конфетами-сосунками, так называла бабка свои леденцы и большой пряник, купленный специально для нее. Все девчонки здесь знали, что любила Настасья, и не забывали радовать и баловать старушку. Та все понимала.
Ведь вот снова настал вечер, самое любимое время в этой комнате. Девчата, напившись чаю, совсем согрелись. Закрыли дверь на ключ, чтоб никто случайный не влетел, разделись до трусишек и окружили старушку:
— Баб! Ну, погадай!
— Глянь, что ждет? — просили тихо, и Настя вытаскивала из кармана халата старую, замусоленную колоду:
— Ну, давайте! Кто первая? — спрашивала улыбчиво.
— Давай на Ольгу! Она сегодня предложение получила! Замуж предложил выйти Генка. А вот стоит ли с ним связываться, глянь в карты. Может послать его подальше пока не поздно? — смотрели на старушку затаив дыхание. Та не спеша тасовала колоду. Разложила карты:
— Не торопись, девонька! Не беги сослепу за ентим мужуком. Беды не оберешься. Ён пропойный прохвост. От того жена с дому выгнала, сама дитенка растит. Тот окаянный отец и глаз не кажет. Навовсе свою кровинку бросил. Таким беспутным кончится. Недолог его век.
— Баб, а может, стоит взять его в руки? Ведь самой уже нимало. Где взять хорошего, коль всех расхватали? Так и останусь одна. И так довыбиралась, останусь в старых девах, как дура! — подала голос Ольга.
— Ты не печалься. Ожди малость. Твое от тебя не ускочит. Недолог час, когда хороший человек сыщется. Он постарше тебя, но путевый, не избалованный.
— Из заводских?
— Не-ет, девонька! Не свойский человек. Ён сдалеку. В наш город к родне приедет. Ты с ним и умотаешься навовсе.
— А он семейный?
— Наверно был женатым. Но будет один.
— Куда ж семья делась?
— Того не ведаю. Говорю, што вижу! Лишнее брехать не стану,— беззвучно шевелила губами, крестила колоду.
— Бабуль, теперь на меня погадай! — попросила вертлявая Ленка.
— Нехай карты отдохнут! — села на колоду, взялась за чай.
— Слышь, Оль? Генке отбой дай!
— Само собою! Вот только когда другой появится? — вздохнула девка.
— Раз бабка сказала, значит будет!
— Мне в последний раз нагадала ссору, так и вышло! До сих пор не помирились,— вздохнула Шурка с сожалением.
— Никому неведомо, што судьба подкинет взавтра! Кому трон под жопу сунет, другому горшок с дерьмом. Оно и тут не знаешь, что краше.
— Ну, бабуль, где трон, где горшок, что общего? — усмехнулась Ленка.
— Ой, глупая, все про прынца мечтаешь, да про царевича! А помнишь ли, что все наши царевичи-Иванушки, сплошь дурачки. Оно, што в сказках иль по жизни, все доподлинно. Вот и думай, хто лучше — царевич, но дурак, или умный, но пройдоха. А и какой умный, коль ево вкруг пальца дурачок- Иванушка обводит.
— Баб! Скажи, а почему ты всю жизнь вкалывала, а ничего не имеешь? Выходит, тоже не из умных? — поддела Ленка старуху, на нее девки зашикали, заругались.
— Ох, и чудная ты девка! Иль не ведаешь, в какое время мы жили, и какое оно теперь? Я ж с детства в колхозе мантулила. А все от того, что иначе не дозволялось жить. Так и брехали, мол, кто не работает, тот не ест! Выходит, вкалывали за единую жратву. А и той не всем хватало.
— Баб! А кем была в колхозе?
— Подпаском на свиноферме. Во где доставалось! Целыми днями бегом за свиньями. К ночи, ни ног, ни рук не чуешь.
— Зато голова ни о чем не болела!
— Не болтай зря. Еще как пухла!
— От чего? — удивились девчата.
— У нас на свинячьей ферме свои чемпионы объявились. Хряк и хрюшка! Она за один опорос по двадцать три поросенка давала! Это, понятное дело, очень много.
— Так то свинья рожала, а чего твоя голова пухла?
— В том и дело, что нашего хряка — Лаврентия, его в честь Берии назвали, и свиноматку Сталину, в Москву на выставку затребовали, экспонатами. Ну, их и привезли, как полагалось. А времена были, не приведи Бог, считай-ка, самые разгульные. Сталинские. Понятно иль нет?
— Ну и что? Хрюшек повезли! Невидаль какая?
— Так ведь как их звали? Лаврентий и Сталина. Нашего свинаря враз в КГБ и спрашивают:
— Кто позволил тебе, свиное рыло, вождей позорить и их именами свиноту называть? Иль у тебя в башке сплошной навоз? Иль не понимаешь, как осрамил руководителей государства?!
— У нашего свинаря враз в портках и мокро и тепло стало. Ну, что тут скажешь, так и ответил, как на духу:
— Так ить лучших так назвали! Ведь вот Лаврентий до полсотни свиноматок кроет в месяц. Не всякий мужик со столькими справится. Ну, десяток одолеет и все! Яйцы отвалются. А этому еще столько подавай! Он у нас первый на всю деревню. Второго, даже серед мужиков нет! На што председатель колхоза охоч до баб, но столько покрыть не сумел бы. Лаврентий его обставил бы!
— Ты что ж это, считаешь, что Лаврентий Павлович только тем и занимается, кроет свиней?! Ты, дурак, в своем уме?
— Наш и говорит, мол, ни по злому умыслу, а хотел и тут вождей впереди поставить, в пример другим, чтоб тоже старались на благо Родины всем, чем можно! Ведь хряк — рекордсмен, он выше председателя, потому что этого кабана в Москву привезли на показ всем, а тот в деревне остался. И кто его там увидит?
— Ну, наподдали свинарю под хвост! Велели Лаврентия со Сталиной по-другому обозвать и покуда самого за задницу не взяли, сматываться в деревню поскорее! А вы спрашиваете, от чего у нас в деревне головы пухли? — рассмеялась Настасья.
— Бабуль! Глянь в карты на меня! — напомнила Ленка.
Старушка разложила, посмотрела и расхохоталась:
— У тебя, как всегда! Единые хряки! Ни одного мужика! Вот и завтра с новым познакомишься! Но тож ненадолго. Не боле чем на пару краковяков. Несурьезная девка. Нет на тебя угомону. Единые сквозняки в голове. Нихто рядом долго не задерживается.
— А почему, бабуль?
— Потому что у тебя вместо сердца мужское общежитие! Таких не любят. Ими забавляются все,