— Спокойно, Серег, все нормально. Ты что, ниггеров никогда не видел?
Под колючими взглядами эскалатора, почти наполовину блестевшего лысинами, негр съежился, стал как-то меньше ростом и незаметнее. Квас однажды видел, как четверо скинов в такой же ситуации ринулись на соседний эскалатор, по которому суетливо удирала вниз жертва — негр с черной гривой волос, перевязанных в косички. Квас, говоря коллегам «Бог в помощь!», уехал вверх, но успел заметить свалку у выхода с эскалатора и крики «Позовите милицию!» Но сейчас все молчали и не двигались с места, только смотрели в упор на ненавистное черное лицо и тихо ругались. Наконец кто-то из молодых не выдержал.
— Эй, обезьяна! — и, как выстрел, прозвучал смачный плевок. Прошло несколько секунд, и тот же голос виновато сказал:
— Простите, я не хотел в вас, я в него хотел.
На что солидный мужской голос ответил коротко:
— Идиот!
— Роммель! Что за хуйня? Восстанови дисциплину! — заорал один из «мокрых асфальтов».
— Какой мудак там буянит? Ткните его!
— Потерпи до Некрасовской!
— Сказали же, блядь, русским языком — вести себя культурно. По обезьяннику соскучился?
Дисциплину кое-как восстановили. Проштрафившийся молодой притих. Они вышли на улицу, несколько человек все же отлучились за пивом. Роммель промолчал, когда они вернулись, и в пакете жалобно позвякивали бутылки. Пива было в аккурат поднять боевой дух.
— Вон наша электричка, видите, седьмой путь.
— Роммель, наших мы с Сергеем дождемся.
— Ага, идите потом в последние вагоны.
С бутылкой пива они остались у расписания, и Квас успел рассказать только три сальных анекдота, когда в тридцать четыре минуты из метро к ним подвалила целая бригада из одиннадцати человек. Ребята отловили еще семь опоздавших.
— У-у-у, какие люди! Здорово, Повар! Как жизнь? Здорово, ребята.
— Зиг хайль! А-а-а, Серега! Здорово! Да я тебя и не узнал прямо.
— Поглумимся сегодня?
— А без базара!
— Народу-то много едет?
— Увидишь. Клоунов едем мочить.
— Ладно, мужики, прибавили ходу, уже почти сорок.
В электричке был полностью забит последний вагон. Скины толкались в тамбуре, курили, потягивали пиво. Но большинство разбилось на группки: расселись по скамьям, беседовали. Роммель на улице у дверей поджидал опоздавших. Они бежали по перрону, целая группа, сталкивались с встречными, извинялись и огрызались на ходу, перепрыгивая через сумки и баулы, а иногда просто сбивали их. Они заскакивали гуськом в двери последнего тамбура, впереди Сергей, замыкающим — Квас, и из тамбура торчала бритая макушка — им предупредительно держали двери. Наконец все уселись. Поезд вздрогнул и медленно, трясясь, пошел. Роммель встал с лавки, спросил, все ли купили билеты. Ему ответили хохотом.
Ехали весело, орали, подпрыгивая на наборных деревянных скамьях:
СКО-РРА, СКО-ОРР-А
МЫ ВЫ-ГОНИМ ГОСТЕЙ!
РО-ССИЯ — ДЛЯ РУССКИХ!!!
МОСКВА — ДЛЯ МОСКВИЧЕЙ!!!
Потом поднялся толстый Бабс с бутылкой пива в руке, откашлялся, набрал воздух и начал:
А-А-А-НН-У-КК-А-А!
Весь вагон подхватил в добрых тридцать глоток, выстукивая такт подошвами об пол и кулаками о скамьи:
…ДА-ВАЙ-КА!
УЕБЫВАЙ ОТ-СЮДА!
РО-ССИЯ — ДЛЯ РУССКИХ!!!
МОС-КВА ДЛЯ МОСКВИЧЕЙ!!!
МЫ НИГ-ГЕ-РОВ ПО-ВЕСИМ!
МЫ ВЫРЕ-ЖЕМ ХАЧЕЙ!
РОС-СИЯ ДЛЯ РУССКИХ!!!
МОСКВА ДЛЯ МОСКВИЧЕЙ!!!
Надо было взбодрить личный состав. На седенье вскочил Роммель и даже как-то неуверенно спросил:
— Зиг?
— ХАЙЛЬ!!! — выдохнул в ответ вагон.
— Зиг? — уже громче и уверенней спросил Роммель.
— ХАЙЛЬ!!! — восторженно проорал вагон.
— Зиг? — еще громче спросил Роммель.
— ХАЙЛЬ!!! — рявкнул вагон.
— ЗИГ? — уже заорал Роммель, да так, что покраснел лицом и на шее на мгновение вздулись жилы, и выкинул вперед правую руку, хлопнув ладонью по сердцу.
— ХАЙЛЬ!!! — ответил вагон так, что задрожали стекла. Немногих попутчиков из гражданской публики как ветром сдуло.
Дальше темп нарастал — вопросы Роммеля и ответы всей бригады шли громче и быстрее.
— Зиг?
— ХАЙЛЬ!!!
— Зиг? — ХАЙЛЬ!!! — Зиг? — ХАЙЛЬ!!! — Зиг? — ХАЙЛЬ!!! — Зиг? — ХАЙЛЬ!!! — Зиг? — ХАЙЛЬ!!!
Колыхался воздух от взмахов тридцати с лишним рук, все быстрее и быстрее выкидываемых на слове «Хайль!» Кто-то предложил спеть «Хорст Вессель». Русского варианта никто не знал, но зато громким хором исполнили первый куплет из гимна РНСС, его-то точно все знали:
ЗАРЯ БЛИЗКА! ЗНАМЕНА ВЫШЕ, БРАТЬЯ!
СМЕРТЬ ПАЛАЧАМ РОССИИ ДОРОГОЙ!
ЗВЕНЯЩИЙ МЕЧ ФАШИСТСКОГО ПРОКЛЯТЬЯ
СМЕТЕТ НАВЕКИ ЛИБЕРАЛЬНЫЙ ГНОЙ!
— Слава России!
— СЛАВА РОССИИ!!!
Похоже, что уже вся длинная «змея» поезда знала, кто едет в последнем вагоне. Можно было ручаться, что национальный состав пассажиров через несколько остановок самоотрегулировался. Оставшееся большинство состояло из великороссов, и хотя им немного мешал рев из последнего вагона, но слушали они его не без некоторого удовлетворения, наблюдая, как лица всяких нелюбимых в народе национальностей спешно выскакивают из поезда на остановках, иногда даже помогая дверям раскрываться. Последний вагон успокоился еще не скоро. Когда иссяк весь репертуар патриотических речевок и когда, не считаясь с полным отсутствием голоса, Квас без особого успеха исполнил свой собственный вариант марша «Deutschland erwache!»5, который, естественно звучал как «Russland erwache!», перешли на фанатские речевки. Все пели гимн «Ничего на свете лучше нету…» 6, причем каждый вставлял название своей команды. Они еще не добрались до опровержения факта, что, дескать, британские фанаты — самые серьезные ребята, а два ближайших вагона уже опустели. Вагон, набитый нацистами, это еще куда ни шло, видимо, думал обыватель, унося ноги, но целый вагон футбольных хулиганов — от этого становится просто жутко.
Постепенно бригада затихла. Погода портилась — начал накрапывать дождь. Гнусь и серость лезла в вагон через окна. На станциях заходили люди — бесцветные тетьки и дядьки с корзинками, сумками на колесиках. Некоторые уходили из вагона, другие оставались и с интересом присматривались к бритым попутчикам. Разговоры расклеились — погода давила. У Кваса першило в горле, он нахохлился, уткнув нос в
