вам знать, имею себе в этом деле практику. Специалист, как говорится. Где вы видели старого еврея, чтоб он в этом деле не был специалистом? Погром 1882 г. я еще помню, не то что 1905-го. И Кишиневский погром я помню, и Белостоцкий... Старый Шеншелевич все помнит... Бог ему дал, что называется, хорошую погромную память...

Когда я смотрю на русский флаг, и у меня от этого что-то дрожит в сердце, и глаза у меня делаются полны слезами — так верьте мне... Про душу свою думаю... что я имею право по совести считать себя своим в России или нет, объясните мне... Прежде, при царе, я об этом не думал. Я знал, что я „жид', и ничего больше. И при большевиках я тоже об этом не думал. Я тоже знал, что я буржуй, и ничего больше. Но теперь...

Может быть, это таки очень стыдно, что меня здесь совсем не хотят и говорят, что я чужой, и что я „жид', — и я все-таки со всей моей душой и с моим старым сердцем все ж таки, как дурак, люблю Россию. Так что же мне делать, что?.. Когда председатель одной чрезвычайки латыш Лацис — так никто ведь не говорит, что „все латыши' виноваты. И когда председатель другой чрезвычайки — украинец Дегтяренко, — так тоже никто не говорит, что „все украинцы' виноваты. Но когда видят там еврея, выродка, которого все мы, евреи, ненавидим хуже всех лацисов вместе, — так ведь тогда же говорят „все жиды виноваты'...

Пусть поможет Бог России. И пусть не будет пасынков и пусть не будет ссор между сыновьями России.

И вы знаете, я таки верю... я верю, что будет хорошо... еще будет хорошо в России. Еще и как хорошо, ой, как хорошо будет жить в России!»

Через несколько дней после этой публикации в Киев вступили большевики.

Шма-исроэль!! — «Слушай, Израиль!» — слова из ежедневной иудейской молитвы.

...отмахнул шашкой Фельдману по голове. — Исследователи полагают, что Булгаков при описании этого эпизода использовал сообщение киевской газеты «Последние новости» (5/18 декабря 1918 г.) о гибели Овсея Мордуховича Фельдмана в день захвата Киева петлюровцами.

Михаил Семенович Шполянский. — Некоторые булгаковеды полагают, что прототипом Шполянского был известный литературовед, писатель, сценарист В. Б. Шкловский (1893—1984). Любопытно, что В. Б. Шкловский был включен в список «врагов» Булгакова. Узнав об этом, он написал Е. С. Булгаковой «покаянное» письмо... И был прощен.

...и сейчас же купайтесь. — При подготовке второго тома парижского издания романа автором был изъят следующий кусок текста: «...и сейчас же купайтесь. Я боюсь что...

Взгляд ее был так выразителен, что чуткий и нервный Лариосик невольно почесал грудь близ подмышки и застенчиво улыбнулся.

— Извиняюсь, Елена... — начал он.

Николка мгновенно заразился, отстегнул ворот, скосил глаза и взглянул.

— Ух, ух, ух! — воскликнул он и пальцами вытащил что-то маленькое и незаметное.

— Николка! — возмущенно, негромко вскрикнула Елена, — ты хоть бы не показывал. Тоже, пожалуйста, мыться. Вот, черт, еще не хватало, чтобы ты тиф схватил. Проклятые казармы!

— Ничего, ничего, ничего, — успокаивал Николка, — она веселая. Мне говорили, что если больная, так она худая и печальная, как скелет. — В руках у него что-то хрустнуло.

— Николка! Ну, что это? — Она обратилась к Лариосику и горестно закивала головой. — Вот что у нас делается. Вот беда стряслась.

— Да, да, ужасное несчастье. Как же это случилось? Вот ужас-то. А я-то ничего не подозреваю. Вижу, входит Алексей Васильевич, я, конечно, представляюсь, а он, бледный, молчит. Я смутился, думаю, что он недоволен моим появлением, — говорил Лариосик, и его глаза выражали искреннее участие и наливались слезами.

— Как же вы приехали...»

...и с груди Саардамского Плотника исчезли слова... — Далее в журнальном тексте было:

Союзники — сволочи

Да здравствует самодержавие!

...Слухи грозные, ужасные

Наступают банды гласные

Бей Петлюру!

...от Золотых ворот влево по переулку... — В журнальном варианте далее следовало: «...параллельному Владимирской улице».

Они нашлись! — Этими словами начинается XIV глава романа и его «часть четвертая», которая не была опубликована. Сохранилась корректура глав XIV—XIX, названная «Окончанием». В эту корректуру Булгаков вносил изменения и уточнения, которые вошли во второй том парижского издания романа (с XIV по XVIII главу).

Он, но без усов... Он!.. — Далее в корректуре: «Она метнулась, но не к двери, а почему-то сперва к маленькому зеркалу, висевшему в простенке. Зеркало показало страшное уродство. Заплывший правый глаз, а левый раздвоенный, толстые щеки, которых никогда не было у Анюты. Анюта обеими руками...»

...что вы, Анюточка... — Далее в корректуре:

«Жарко, тепло в недрах пальто, и студенческие пуговицы на тужурке впиваются в грудь...

— Пустите... закричу... вот закричу, — шепотом и хрипло бормотала Анюта.

— Зачем же кричать на морозе?.. Что ты, Анюта, — спросил голос, и длинные пальцы ловко подменили пуговицы. Голос прервался судорожным вздохом.

— Анюта, ты красавица... ей-Богу... форменная, — шептал хрипловатый тенор, — ты больше на принцессу, в сущности, похожа, чем на Анюту... — В полутьме голос прерывался, разные глаза потемнели, голос сбивался на какую-то чепуху...

— Принцесса?.. А?.. Такие слова...

В голове от таких слов все поехало, как на салазках под гору... Дух перехватило, но будь что будет...

— Вот в кухню... кто зайдет... Елена Васильевна... вот и будет, — шептала Анюта, закрыв глаза и чувствуя, что холодные пальцы кидают в озноб, бродя уже по голому телу.

— Зачем в кухню заходить?.. В кухню незачем... На тебе любой с