Навстречу нам, — сказал учитель. — Вот,
Смотри, уже он виден в этой черни'.
Или в тумане меркнет ясность взгляда,
Так мельница вдали крылами бьет,
Я хоронился за вождем, как мог,
Чтобы от ветра мне была пощада.
Где тени в недрах ледяного слоя
Сквозят глубоко, как в стекле сучок.
Кто вверх, кто книзу головой застыв;
А кто — дугой, лицо ступнями кроя.507
И пожелав, чтобы мой взгляд окинул
Того, кто был когда-то так красив,
Сказав: 'Вот Дит508, вот мы пришли туда,
Где надлежит, чтоб ты боязнь отринул'.
Не спрашивай, читатель; речь — убоже;
Писать о том не стоит и труда.
А рассудить ты можешь и один:
Ни тем, ни этим быть — с чем это схоже.
Грудь изо льда вздымал наполовину;
И мне по росту ближе исполин,
По этой части ты бы сам расчел,
Каков он весь, ушедший телом в льдину.
И был так дивен, как теперь ужасен,
Он, истинно, первопричина зол!
Когда увидел три лица на нем;
Одно — над грудью; цвет его был красен;
Два смежных с этим в стороны грозило,
Смыкаясь на затылке под хохлом.
Окраска же у левого была,
Как у пришедших с водопадов Нила.510
Как должно птице, столь великой в мире;
Таких ветрил и мачта не несла.
Он ими веял, движа рамена,
И гнал три ветра вдоль по темной шири,
Шесть глаз точило слезы, и стекала
Из трех пастей кровавая слюна.
По грешнику;511 так, с каждой стороны
По одному, в них трое изнывало.
Как ногти были, все одну и ту же
Сдирающие кожу со спины.
Промолвил вождь, — Иуда Искарьот;
Внутрь головой и пятками наруже.
Вот Брут, свисающий из черной пасти;
Он корчится — и губ не разомкнет!
Но наступает ночь;513 пора и в путь;
Ты видел все, что было в нашей власти'.
И выбрав миг и место, мой вожатый,
Как только крылья обнажили грудь,