Лишь эта ясность нам Вождем дана.
Наш ум напрасно; по чужим вестям
О вашем смертном бытии мы судим.
Едва замкнется дверь времен грядущих,106
Умрет все знанье, свойственное нам'.
'Поведайте упавшему тому,
Что сын его еще среди живущих;
Что размышлял, сомнением объятый,
Над тем, что ныне явственно уму'.
Я молвил духу, что я речь прерву,
Но знать хочу, кто с ним в земле проклятой.
И Федерик Второй107 лег в яму эту,
И кардинал108; лишь этих назову'.
Я двинул шаг, в тревоге от угроз,109
Ища разгадку темному ответу.
«Чем ты смущен? Я это сердцем чую».
И я ему ответил на вопрос.
Твоей судьбы', — мне повелел поэт.
Потом он поднял перст: 'Но знай другую:
Прекрасных глаз, все видящих правдиво,
Постигнешь путь твоих грядущих лет'.110
И нас от стен повел пологий скат
К средине круга, в сторону обрыва,
ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ
Где груда скал под нашею пятой
Еще страшней пучину открывала.
Навстречу нам из пропасти валившей,
Мой вождь и я укрылись за плитой
'Здесь папа Анастасий заточен,
Вослед Фотину правый путь забывший'.111
Чтоб к запаху привыкло обонянье;
Потом мешать уже не будет он'.
Чтоб не пропало время', — я сказал.
И он в ответ: «То и мое желанье».
Так начал он, — лежат, как три ступени,
Три круга, меньше тех, что ты видал.
Чтобы потом лишь посмотреть на них,
Узнай их грех и образ их мучений.
Цель всякой злобы, небу неугодной;
Обман и сила — вот орудья злых.
Гнусней Творцу; он заполняет дно
И пыткою казнится безысходной.
Который на три пояса дробится,
Затем что видом тройственно оно,
Насилье, им самим и их вещам,
Как ты, внимая, можешь убедиться.
Чрез смерть и раны, или подвергаясь