Сказал: 'Она, быть может, к вышине
Идет медлительней из-за другого.
А здесь — кого бы вспомнить полагалось
Из тех, кто мне дивится в тишине?'
Ее лишь благость, радостным венцом
На высотах Олимпа892 увенчалась'.
'Ничье прозванье здесь не под запретом;
Ведь каждый облик выдоен постом.
Он пальцем указал, — а тот, щедрей,
Чем прочие, расшитый темным цветом,894
Он был из Тура; искупает гладом
Больсенских, сваренных в вине, угрей'.895
И не был недоволен ни один:
Я никого не видел с мрачным взглядом.
И Бонифаций, посохом Равенны
Премногих пасший длинный ряд годин.897
Он мог в Форли, не иссыхая, пить,
Но жаждой мучился ежемгновенной.
Я, посмотрев, избрал поэта Лукки,
Который явно жаждал говорить.
Я чуял там,899 где сам он чуял зной
Ниспосланной ему язвящей муки.
Сказал я, — сделай так, чтоб речь звучала
И нам обоим принесла покой'.
Сказал он. — С ней отрадным ты найдешь
Мой город, хоть его бранят немало.
И, если понял шепот мой превратно,
Потом увидишь, что оно не ложь.901
Песнь, чье начало я произношу:
«Вы, жены, те, кому любовь понятна?»
То я внимателен; ей только надо
Мне подсказать слова, и я пишу'.902
Чем я, Гвиттон, Нотарий903 далеки
От нового пленительного лада.
Наносят ваши перья904 смысл внушенный,
Что нам, конечно, было не с руки.
Чем разнятся и тот и этот лад'.
И он умолк, казалось — утоленный.
Проворных птиц, зимующих вдоль Нила,905
Порой спешит, вытягиваясь в ряд,
И быстрым шагом дальше понеслась,
От худобы и воли легкокрыла.
Из спутников рад пропустить любого,
Чтоб отдышаться, медленно пройдясь,
Форезе шел со мной, нетороплив,
И молвил: «Скоро ль встретимся мы снова?»