– «Ликов смерти»? – переспросил я.

– Не слышал, что ли, ни разу? Документальный фильм такой. Где показывают убийства, настоящие разумеется. Очень впечатляющая штука. Но, естественно, фактически везде запрещен.

– Да, что-то я, кажется, об этом слышал. Но мне, знаешь, и на работе этих «ликов смерти» хватает.

– Я уж вижу. – Стас кивнул на телевизор. – Погоди-ка, а ты же вроде уже давно в адвокаты переквалифицировался?

– А толку-то, – ответил я.

Уже уехав от него, я понял, что забыл оригинал кассеты. Вот черт! Ну ладно, не возвращаться же. Я набрал его номер.

– Привет, Стас, еще раз.

– Что, обнаружил пропажу? – Стас усмехнулся.

– Да, я заеду за кассетой на обратной дороге, ничего?

– Позвони только, а то я могу по делам уехать.

– Идет.

Да, великая вещь мобильник!

Я включил радио и понял, что в мире за время моего пребывания в Чечне все осталось на своих местах. В Штатах очередной подросток расстрелял из охотничьего ружья свою семью. Во Франции очередной поезд сошел с рельсов. Где-то в Африке зародилась очередная смертельная болезнь. У нас в Ростове задержали очередного студента, который, естественно, был американским шпионом. Да, все было по-прежнему. Опоры, на которых держался мир, ни на секунду не дрогнули, ни на миллиметр не пошевелились. Да и с чего бы?

Вот и Ковалев, как ему и полагается по объективным обстоятельствам, встретил меня, мягко говоря, неприветливо. Видимо, чувствовал, что ничего приятного для него он не услышит. Окинул меня недобрым взглядом, чуть-чуть замешкавшись подал руку:

– Здравствуйте.

Тут уж настала моя очередь размышлять – отвечать или нет на рукопожатие. Я подумал-подумал и сделал вид, что ничего не заметил. Ковалев скис окончательно.

– Я должен вас обрадовать, – непринужденно начал я. – Дело Магомадова, кажется, подходит к своему завершению. Истина фактически восстановлена.

– Что есть истина? – хмуро пробурчал Ковалев, видно вспомнив о своем высшем образовании.

– А истина заключается в том, что Магомадов абсолютно невиновен в том, в чем его обвиняют. Впрочем, вы, кажется, и без меня это отлично знали.

– Неужели? – Ковалев с нарочитым недоумением поднял брови. – И у вас есть неопровержимые доказательства его невиновности?

– Во всяком случае, они гораздо убедительнее той клюквы, которую на него пытались навесить вы.

Ковалев пропустил мою фразу мимо ушей. Он встал из-за стола и несколько раз нервно прошелся вдоль кабинета туда-сюда.

– Интересно было бы на них посмотреть, – сказал в конце концов он.

– Пожалуйста. – И жестом фокусника я вытащил из портфеля папку с чернокозовскими протоколами. – Разумеется, это копии, – добавил я на всякий случай. – Но думаю, их будет достаточно, чтобы ввести вас в курс дела.

Ковалев внимательно просматривал бумаги. Я между тем закурил. Вроде бы дело уже можно считать решенным, и, как я и сказал Ковалеву, оно близко к своему концу, но что-то мне подсказывало, что это было бы слишком простым финалом для истории, в которой замешаны такие известные имена, как, например, имя Мамеда Бараева.

– Ну, – сказал наконец Ковалев, положив документы на стол, – это всего лишь допросы Магомадова. И здесь он говорит то же самое, что утверждает сейчас. Если вы собираетесь опираться на них... – Следователь иронически хмыкнул, откинулся на стуле и лениво закурил. Расслабился.

– Ну почему же, – сказал я, мысленно веселясь, наблюдая эту картину. – У меня имеются другие доказательства. Есть у вас здесь видеомагнитофон?

Ковалев сразу выпрямился.

– Вон там, – показал он в дальний угол кабинета.

Мне сначала даже показалось, что это он таким странным для должностного лица способом пытается меня выгнать, пока я не разглядел, повернувшись, телевизор со встроенным в тот же корпус видеомагнитофоном.

Я вставил в моноблок кассету.

Светло-голубой экран сменился изображением сначала серого крупнозернистого месива помех, а потом картинка, пару раз дернувшись, наладилась. Ковалев, нахмурившись, напряженно смотрел в экран, вытянув вперед загорелую шею.

На экране же зачитали обвинение и приговор, а потом приступили непосредственно к его исполнению. Тут я заметил то, что не увидел в предыдущие два просмотра этого отрывка, видимо из-за спешки: в паре кадров камера ухватила и самого Мамеда Бараева. Я покосился на Ковалева и по его еще более мрачному выражению лица понял, что и он тоже его заметил. Я усмехнулся – вот что значит внимание и сосредоточенность во время просмотра!

Изображение вновь сменилось серыми помехами: запись окончилась. Я вытащил кассету.

– Надеюсь, вы оставите это у меня? – кивнул Ковалев на пленку. – Экспертиза должна подтвердить подлинность и все такое.

– Да, разумеется, – равнодушно пожал плечами я. Если Ковалеву до сих пор нравится ваньку валять и делать вид, что все так и надо, то я не буду ему мешать.

Но, кажется, именно в этот момент он вышел из себя и перестал изображать честного следователя.

– Да вы сами-то понимаете, что делаете? – прошипел он, едва кассета оказалась у него в руках. – Вам кажется, все так просто, все это сойдет вам с рук? Здесь замешаны слишком серьезные люди, неужели вы этого до сих пор не осознали?

Тут Ковалев понял, что сказал уже больше чем надо и взял себя в руки.

– Подумайте хорошенько еще раз, прежде чем ввязываться во все это, – только и смог он добавить сквозь зубы.

Я не без удовольствия наблюдал за этой вспышкой гнева.

– Во-первых, я уже «ввязался во все это», – ответил я, передразнивая его интонации. – А во-вторых, мне не в первый раз приходится в это ввязываться, я знаю, что делаю, и знаю, чем это грозит.

– Не надейтесь, что такие вещи и на этот раз сойдут вам с рук.

– И вы тоже не надейтесь. – Я улыбнулся как можно более обаятельно. – Всего хорошего.

Выйдя из кабинета, я наконец закурил – если бы я закурил в кабинете, Ковалев решил бы, что я тоже нервничаю, а мне этого не очень хотелось.