– А что секретарша?
– Черт ее знает, – неопределенно покачал головой Семаго. – Тридцать шесть лет, не замужем, работает с Чеботаревым четыре года, до того – в Газпроме. Все уверяют, что отношения у них сугубо деловые. Глядя на Степан Степаныча, я склонен верить процентов на девяносто девять – сто.
Они вместе вышли на улицу и обогнули особняк с тыльной стороны, на которую выходили окна чеботаревского кабинета.
– Ну? – Турецкий указал сигаретой в сторону крутой, почти отвесной в готическом стиле крыши, – мог наш злоумышленник проникнуть в кабинет Чеботарева в его отсутствие?
Семаго скривился:
– Снаружи следов нет, и сигнализация очень крутая. Замок не взламывался – есть уже результат экспертизы. В нерабочее время на этаже постоянно дежурит охранник, в рабочее время – двое телохранителей, один в коридоре, другой в приемной.
– Понятно. – Турецкий уселся на нагретую солнцем старинную мраморную скамейку (он заприметил ее сверху и заглянул во двор особняка в основном ради нее), блаженно потянулся и закурил. – Версии есть?
– Одна есть. Киллер был на приеме у Чеботарева накануне вечером и подменил портсигар. Одному это тяжело, нужен напарник: один подсовывает бумагу размером с плакат, типа какой-то там интересный проект, чтобы загородить, значит, обзор, подсаживается поближе и начинает что-то пояснять – отвлекает. А другой в это время работает. Осталось выяснить, кто ходил на прием к Чеботареву парой – со вчерашнего вечера занимаемся.
– Это уже кое-что! Только куда вот список посетителей подевался?
– Его и не было никогда.
– Гениально! – Турецкий фыркнул. – Значит, у Степан Степаныча феноменальная память?! Мне так казалось, что он даже таблицу умножения слегка подзабыл. Ну ладно, допустим. И как, много нашли посетителей?
– Мало.
– Сколько?
– Ни одного пока.
9
Сутки спустя ровно в 12.00 Черный вышел из отеля «Амстел». Осталось еще два часа свободного времени. Только окончился теплый, совсем еще летний дождь, и от асфальта мостовых и набережных поднимался легкий парок.
Он поужинал в «Боведери» национальным жарким, приготовленным из капусты с копчеными колбасками, и отправился бродить по городу. Постепенно, незаметно для «хвоста», если таковой был, Черный приближался к оговоренному месту.
Райский уголок для туристов, город игорных заведений, злачных мест и испещренных трещинками старинных зданий. Вдоль сети трех каналов, покрытых плавучими растениями, протянулись бесконечные уличные ярмарки и магазинчики с выставленным в витринах товаром. Жизнь здесь не утихает допоздна...
Черный прошел через квартал публичных домов, где толстые, затянутые в кимоно проститутки демонстрировали, сидя прямо на подоконниках, свой роскошный товар.
Черный посмотрел на себя в ближайшую витрину. Высокий с немного раскосыми глазами мужчина в черных очках, джинсовом костюме и с переброшенной через плечо спортивной сумкой и фотоаппаратом ни у кого не вызывал сомнений в принадлежности к туристической братии. В этом долбаном городе, мать его.
У готического собора взял такси и назвал адрес. Машина покинула шумный центр и понеслась вдоль системы шлюзовых каналов. Проехали Северный порт. Затем спальный пригород с современными домами. Опять замелькали старинные особняки. На углу одной из многочисленных узких улочек Черный попросил остановить, расплатился и вышел. Еще два квартала преодолел пешком, незаметно проверяясь. Все было чисто.
До встречи оставалось пятнадцать минут. По Приксенграхт Черный пересек мост Магере и, очутившись на другой стороне канала, подошел к ближайшей телефонной будке. Это было единственное убежище, где он мог себя чувствовать мало-мальски защищенным.
В 13.59 плавно подкатила серая «вольво». Черный шагнул было из будки, но в это время к «вольво» подъехал черный «сааб». Черный инстинктивно присел и оказался за непрозрачной частью будки. Лучше, чтобы, кроме Шестопала, его никто здесь не видел.
Водитель «сааба», лица которого Черный не видел, что-то сказал людям, сидящим в «вольво». Задняя дверца распахнулась, и он забрался на сиденье. В машине находились двое: верткий молодой человек и водитель, грузный бородатый мужчина. Молодой – это и был Шестопал. Теперь Черный опознал его.
Ну что, может, пойти к ним, мать их?
Черный растерянно посмотрел вокруг. Внешние наблюдатели отсутствовали. Оставались только эти трое в салоне.
Биоволны угрозы от человека, приехавшего в «саабе», не исходили. Черный был уверен, что умеет безошибочно определять такие вещи. Если бы сейчас под пиджаком у того типа покоился пистолет или даже просто нож, он бы моментально почувствовал, вычислил третьим, привитым в спецшколе обонянием. О развалившемся рядом Шестопале и речи быть не могло. Его беспечность просто удивляла.
Шестопал что-то спросил и, судя по движению губ, это вполне могла быть фраза на английском: «Принесли деньги?»
Как бы в подтверждение, тип из «сааба» молча бросил ему на колени спортивную сумку. Шестопал заулыбался. Рука потянулась к «молнии». Тип из «сааба» воспринял это как сигнал к действию, из нагрудного кармана отработанным движением выхватил толстую авторучку. Шестопал, рассмотрев содержимое сумки, удивленно вскинул брови. Но смертоносное жало уже вонзилось в шею и оставило брови в немом вопросе. Рот тоже застыл, полуоткрывшись и не издав ни звука.
Водитель, еще не успев ничего сообразить, замер как изваяние. Левой рукой тот тип ухватил его за волосы, правой – за подбородок и рванул к себе. Водитель тут же обмяк, как тряпичная кукла, безвольное тело завалилось набок.
Тип из «сааба» забрал назад сумку у выпучившего глаза Шестопала. Стер отпечатки пальцев с дверной ручки машины. Выбрался на свежий, еще пахнущий прошедшим дождем воздух и пересел в свою машину.
Мать, мать, мать! Черный в немом отчаянии зачем-то посмотрел на часы. Встреча заняла ровно две минуты.
10
– Ну, за международное сотрудничество! – Грязнов явился в галстуке и клубном пиджаке, что предвещало некоторый официоз, по крайней мере до третьей—пятой рюмки.
Начать решили прямо в ресторане гостиницы «Москва», а там, если не понравится, перебраться еще куда-нибудь. Реддвей был хмур и чем-то озабочен. Правда, отсутствие настроения никак не отразилось на его аппетите: он заказал графин водки, а в качестве легкой закуски («Исключительно для ра-зо-гре-ву. Александр, я правильно сказал?» – «Правильно, правильно») блины с икрой, красную рыбку, маринованные грибочки, балычок, заливное из телятины и набросился на все это, как будто не ел дня три.
Графин опустошили довольно быстро, заказали второй. Третий тост, за отсутствующих здесь дам, Грязнов произносил уже с приспущенным галстуком, да и Реддвей от обильной еды и скоростного наката на водку заметно оживился.
– Ну, за то, чтоб не в последний раз! – в очередной раз наполнил рюмки Турецкий.
– Посидим еще, – пообещал Реддвей, – я тут недели на две застряну. Еще в баню сходим, на рыбалку съездим...
