допросите всех свидетелей и установите обстоятельства покушения, вдруг киллер оставил автограф в книге почетных гостей.
Да, самое главное забыл: всем этим следует заниматься между делом, в перерывах между содействием Реддвею! Турецкий раздраженно обвел взглядом кабинет и уперся в реддвеевский сверток.
Там был не резиновый матрас, как ему сначала показалось, а резиновая кукла – голый мужик метра полтора ростом на пластиковой платформе с дырками для крепления к полу. «Залейте свежей водой и пользуйтесь с удовольствием», – перевел Турецкий крупную надпись поперек инструкции. Это что, прикол? Утонченное издевательство? Кукла из секс-шопа? Тогда почему мужик? В чем, интересно, Реддвей его подозревает? Бред какой-то. Он оторопело повертел в руках подарок: не домой же его нести, в самом деле, – Ирина Генриховна на смех поднимет, в кабинете поставить – несолидно, засунуть куда подальше – Реддвей обидится.
«Важняк» пробежал глазами инструкцию: «...откройте клапан «А» и, поворачивая его ободок по часовой стрелке, добейтесь, чтобы он принял форму воронки. Залейте 50 л воды – и «Beat boy» готов к удовлетворению вас. Воду рекомендуется менять не реже одного раза в неделю...»
«Beat boy»? А! Мальчик для битья! Ну слава богу. Хотя на вид натуральный тренажер для гомиков.
Турецкий отодвинул от стены вешалку и примерил резинового пацана в образовавшуюся нишу – нормально, если аккуратно развесить плащ, бит-бой почти не виден. Завернув его в газету, он направился в туалет, дождался, пока все разойдутся, запер дверь на швабру и попытался, следуя инструкции, наполнить водой. По инструкции не получилось: «ободок клапана А» желал принимать воронкообразную форму только в состоянии «закрыто», когда вода внутрь не поступала. На самом клапане Турецкий обнаружил едва различимую надпись: «Made in China». Ну конечно. А то кто-то сомневался. Вся контрабанда делается в Одессе на Малой Арнаутской улице.
Пришлось вернуться, соорудить из полиэтиленового пакета и скотча подобие гибкого шланга и предпринять еще одну попытку.
Наполненная водой резиновая туша оказалась чертовски тяжелой и неприспособленной для переноски. А в коридоре, по закону подлости, столпились коллеги.
– Следственный эксперимент, – пояснил Турецкий, предвосхищая дурацкие вопросы, преодолел из последних сил остаток пути рысью, чтобы не слышать смешков за спиной, ввалился в кабинет и поскорей захлопнул за собой дверь.
– Фух! – Ткнул бит-боя пальцем в живот, отчего по его телу пошла волнообразная дрожь. – Раз в неделю тебе воду менять?! Не дождешься!
Около часа он просидел над протоколами допросов свидетелей и рапортами (после того как первая волна больших начальников с места преступления схлынула, муровская опергруппа, прикомандированная к прокуратуре, во главе с майором Семаго проделала первую черновую работу). Всего было допрошено более сорока человек: охрана офиса, технический персонал, посыльный из ресторана бизнес-клуба, приносивший в офис обед накануне происшествия, личный шофер, четверо телохранителей и жена Чеботарева. Ничего существенного в их показаниях не содержалось.
Жена Чеботарева заявила, что накануне покушения не заметила в поведении мужа чего-либо странного и необычного: он не был подавлен или расстроен. Хотя вообще-то, с другой стороны, Степан Степанович не имел обыкновения обсуждать в кругу семьи свою политическую и финансовую деятельность. Супруга слышала, как он позвонил Романову и назначил ему встречу (у Чеботарева, оказывается, привычка разговаривать по мобильному телефону, сидя на стуле в прихожей, и в это время не спеша обуваться). Больше он никому в то утро не звонил. Шофер и телохранители подтвердили, что из дома Чеботарев поехал прямо в офис, встретил Романова на стоянке в 9.55 и поднялся вместе с ним в свой кабинет. Взрыв произошел в 10.05. Подробности, которые Романов накануне сообщил Турецкому, в деле отсутствовали: больше его не допрашивали. Подтвердить или опровергнуть его слова пока некому: ни Чеботарев, ни его секретарша в сознание еще не пришли.
Согласно показаниям начальника охраны «Степан-Степаныч-офиса», в здании размещаются также общественная приемная движения «Единение» и фонд «Россия», созданный при активной поддержке Чеботарева в его бытность премьером (на первом этаже, а собственно офис – на втором). Ежедневное число посетителей – около двухсот человек, из них пятнадцать – двадцать принимал лично Чеботарев. Вход в здание свободный с 9.00 до 18.00. Имеются 5 телекамер наблюдения, но видеозапись не ведется, пройти с первого этажа на второй можно беспрепятственно.
9 сентября накануне покушения Чеботарев закончил прием посетителей в 17.35. Сразу после этого он отправился на презентацию благотворительной акции «Фонд «Россия» – детям-сиротам России» в концертный зал гостиницы «Россия». Такая вот тафтология получается.
Секретарша ушла в 18.10.
Уборка кабинета производилась 10-го числа с 6.10 до 6.25.
Секретарша пришла на работу в 8.50, по свидетельству одного из телохранителей – она открыла кабинет своим ключом, когда Чеботарев с Романовым вошли в приемную.
– Так вот! – сказал Турецкий нравоучительно, обращаясь к бит-бою. – Значит, бомбу в портсигар ему подложили накануне. Поехали за новыми свидетелями!
В особняке в Потаповском переулке народу было не меньше, чем вчера: и фонд, и общественная приемная работали в обычном режиме. Половина посетителей – зеваки, подумал Турецкий, протискиваясь сквозь толпу в холле. Не иначе явились поглазеть и посудачить. Смотреть, правда, им было особо не на что: на лестнице стоял охранник и посторонних наверх не пропускал.
Второй этаж был практически пуст, еще из коридора Турецкий услыхал, как в чеботаревской приемной переругиваются два человека. Одним из них оказался майор Семаго, с которым он до сих пор толком не переговорил.
– Александр Борисович! – Семаго обрадовался встрече еще больше, чем Турецкий. – Это к тебе! Если понадоблюсь – я у начальника охраны. – Он чуть не бегом выскочил из приемной.
– Кржижановский! – человек, перед тем скандаливший с Семаго, энергично протянул руку. – Общественные связи. «Единение». Начальник... представитель. По связям с общественностью. – Турецкий вспомнил его: видел несколько раз по телевизору. – Вы отдаете себе отчет в том, что произошло?! – тут же заорал Кржижановский, не дождавшись, пока Турецкий представится. – Какой-то вшивый майор! Вы издеваетесь?!
– Перестаньте кричать, – спокойно сказал Турецкий. – В чем, собственно, дело?
– В масштабе дело! В звании! Да здесь все силовые структуры должны, во главе с первыми замами! Это как минимум! Должны не покладая... Землю носом рыть должны! А вы?! Сутки уже прошли!!! И до сих пор не все свидетели допрошены!
– Вас лично допрашивали?
– Да, майор этот. – Кржижановский несколько раз нервно ущипнул себя за бровь, как будто пытался избавиться от приставшего репейника. – Двадцать минут назад! Но вчера я прибыл уже после того и о мотивах не имею ни малейшего представления. Я хочу знать, я требую сообщить, какие версии есть у следствия! Вы разрабатываете политическую подоплеку? Или специально на это дело были назначены шавки, чтобы следствие ограничилось всякой бытовой ерундой? Тогда вы обязаны заявить, что вы не в состоянии, потому что вам чинят препоны...
– Кто? – прервал его Турецкий. – Кто, по вашему мнению, собирается чинить препятствия следствию?
– Ну... Не знаю, да мало ли... Я же знаю...
– Изложите все, что вам известно, на бумаге, и я приму соответствующие меры, – пообещал Турецкий, – времени вам – до конца рабочего дня.
Кржижановский остался стоять с открытым ртом. Он ведь так и не узнал, с кем разговаривал.
Когда Турецкий спустился в кабинет начальника охраны, Семаго уже собирался уходить.
– Удалось выяснить что-нибудь новое? – спросил Турецкий.
Семаго отрицательно покачал головой.
– Доступ в кабинет Чеботарева кроме него самого имели секретарша и начальник охраны. Были еще две уборщицы, ключ они брали у начальника охраны. Он сам из МУРа, подполковник в отставке. Так что сам понимаешь... С уборщицами я тоже говорил. Нужно, конечно, проверять, но все это туфта. Мимо!
