секунду стоял на лестничной площадке второго этажа.
На выложенном кафелем полу действительно лежал Игнат, в неестественно скрюченной позе, откинув за голову руку, в которой он все еще сжимал свой шлем.
— Господи!
Склонившись над Игнатом, Голованов разлепил ему веки, проверил пульс.
— Ну что, жив? — раздался сзади все тот же женский голос.
— Вроде бы как живой! — отозвался Голованов, набирая номер мобильного телефона Плетнева. — Антон? Это Голованов. Ты сейчас где?
— Въехал на Кутузовский, скоро буду у Шумилова.
— Значит, слушай сюда! Забудь про Шумилова и срочно двигай дальше по Кутузовскому. Запоминай адрес! Нужна твоя помощь! Буду ждать тебя во дворе!
— Что… случилось что-нибудь? С Игнатом?
— Случилось! Вроде бы как передозировка. Боюсь, как бы он до приезда «скорой» коньки не откинул.
— Твою мать! — выругался Плетнев, видимо не ожидавший ничего подобного. — Турецкому уже звонил?
— Нет еще. Жду!
— Так вы… вы знаете этого паренька? — раздался за спиной все тот же тревожный женский голос.
— В том-то и дело, что знаю, — отозвался Голованов, выбирая в «памяти» телефон Турецкого. Тот словно ждал его звонка и тут же спросил, не скрывая своей тревоги:
— Ну что?
— Хреново, Саша, очень хреново!
И он буквально в двух словах рассказал ему о том, в каком состоянии находится Игнат.
— Но он хоть живой? — взвился Турецкий.
— Пока что да! Но что с ним будет в ближайший час, не знаю. В общем, вызываю «скорую»! Без врачей и без капельницы здесь не обойтись. Потеряем парня.
— «Скорая»… Да когда она приедет твоя «скорая»?! — сорвался на крик Турецкий. — Хотя, впрочем… Ты вот чего… ты звони в «скорую», а я звоню Шумилову. Он говорил, что уже договорился с главврачом какой-то клиники неподалеку от дома, и тот будто бы пообещал ему в любой момент принять у себя Игната. Думаю, у них тоже есть своя «скорая»?
Он замолчал было, но тут же прорезался вновь:
— Сева, ты вот чего… помассируй ему грудь… может, искусственное дыхание… Продержаться надо, Сева, ну, хотя бы с полчаса…
— Поучи жену щи варить! — буркнул Голованов, пряча мобильник в карман. Присел около Игната, всмотрелся в его зрачки, еще раз прощупал пульс.
Парень пока что жил, но как долго он продержится, сейчас не знал никто.
— Вы забыли… вы забыли про «скорую», — напомнила ему женщина, которую, видимо, сам Бог послал этому дураку. — «Скорая помощь»… бывает, они быстро приезжают по вызову.
— Бывает, — согласился с ней Голованов, представив на секунду, в каком состоянии сейчас находится отец Игната, который уже ничем не может помочь своему сыну.
Господи, убереги от потрясений подобных!
Не отрывая глаз от Игната, Голованов отсчитывал минуты в ожидании хоть какой-нибудь помощи, как вдруг каким-то, казалось бы, давно забытым шестым чувством почувствовал, что из парня уходит жизнь. Сунув свой мобильник в руки вконец растерявшейся женщине, которая, словно курица на насесте, все это время кудахтала, причитая, на лестничной площадке, и приказав ей, чтобы опять звонила в «скорую», он склонился на Игнатом и, вспоминая навыки армейского спецназа, начал массировать его грудь в области сердца. Вроде бы помогло, по крайней мере, парня перестало трясти и он чуть-чуть приоткрыл глаза.
— Ты меня слышишь, Игнат? — с присвистом выдохнул Голованов.
Губы парня шевельнулись, и уже из этого можно было понять, что он его слышит.
Впрочем, спроси тогда кто-нибудь Голованова, что бы ему это дало, он бы и сам не смог ответить, но это уже было что-то, и он почти крикнул, склонившись над парнем:
— Держись, Игнат! Держись! «Скорая» уже на подлете.
Он снова начал массировать грудную клетку, делая искусственное дыхание, и в эту минуту с улицы послышался сначала вой сирены подъехавшего «реанимобиля», а потом грохот кулаков Антона Плетнева, который пытался вломиться в подъезд.
— Господи, наконец-то! — перекрестилась невольная спасительница Игната, бегом припустившись по лестнице вниз.
Не прошло и минуты, как на лестничной площадке уже стояли Антон, двое санитаров с носилками и молодая, красивая врачиха с чемоданом «экстренного вызова» в руках. Приказав Голованову «не мешаться», она приподняла веки Игната, после чего прощупала его пульс, что-то пробормотала сквозь зубы и полезла в свой чемоданчик за шприцем…
Игнат даже не дернулся от укола, видимо, не почувствовав его.
Она снова наполнила шприц какой-то дрянью… потом еще и еще, и Игнат ни разу не прореагировал на уколы.
Спустя какое-то время, она снова приподняла его веки, всмотрелась в зрачки и негромко произнесла:
— Будет жить! Но если бы мы задержались на полчаса…
И безнадежно махнула рукой.
Потом покосилась неприязненным взглядом на Голованова, который все это время стоял чуть в сторонке от нее, и спросила:
— Это вы его отец?
— С чего бы это?! — возмутился Голованов, который ожидал от этой красавицы в крахмально-белом халате врачебное «спасибо», а ему вместо этого.
— А кто же вы?
— Совершенно случайно здесь. Вот эта женщина попросила помочь.
— А вы кто, бабушка его?
— Да нет же, — пожала плечами женщина, — никакая я не бабушка. Просто вышла из квартиры, чтобы в магазин пойти, а тут этот молодой человек на полу корчится. Вот я и попросила этого мужчину помочь.
На помощь Голованову, который не очень-то хотел раскрываться, пришел Плетнев:
— Отец этого мальчика уже в клинике, он только что звонил мне. Так что, думаю, нам не стоит задерживаться здесь.
— А вы кто будете?
— Какое это имеет значение? — хмыкнул Плетнев, и на его лице расплылась широченная улыбка, при виде которой Голованов едва сдержался, чтобы не присвистнуть. — Главное, что меня зовут Антоном. Антон Плетнев! А вас, простите, как звать-величать?
И вот тут-то она «поплыла»:
— Катя!
— Так вы что, не «скорая помощь»? — попытался внести свою посильную лепту Голованов. — Я вызывал «скорую помощь».
— Ждите, товарищ, ждите! — громыхнул баском один из санитаров, ожидавший команды, когда можно будет кантовать больного, чтобы отнести его в «реанимобиль», где уже, судя по всему, наготове были и капельница с раствором и прочая хренотень. И пояснил, словно приговор огласил: — Клиника Бориса Андреева!
Голованов невольно усмехнулся: пожалуй, именно так человеческая драма превращается сначала в фарс, а потом, глядишь, и в любовь. М-да, шкафоподобный Антон Плетнев, при одном только виде которого пленные боевики начинали давать показания, и стройная, чем-то похожая на весеннюю березку в своем
