обращаясь к Гоше:

«Что здесь происходит? Гоша… Георгий Александрович, объяснитесь».

«Хранилище!»

Савин наконец-то увидел распахнутую дверь хранилища, и если верить словам того же лаборанта Гоши, «лицо у него стало, как у покойника».

«Кто?! Вы видели, кто это сделал?» — едва двигая побелевшими губами, спросил он.

На рев сирены откуда-то из глубины коридора прибежал Кокин. В белом халате, в очках. Взволнованный и запыхавшийся.

«Что?.. Что случилось?»

И его же почти истеричный вопль:

«Господи! Кто-нибудь… Да позвоните же кому-нибудь! Ясеневу! Шумилову! — И, уже обращаясь непосредственно к Савину: — Михаил Леонидович… Что же это такое, а?»

Как рассказывали Модест с Гошей, Савин даже глазом не повел в сторону Кокина, хотя тот и являлся его непосредственным начальником, только скривился, словно сожрал цельный лимон без сахара, и, не отводя глаз от распахнутой двери хранилища, скомандовал тоном, не терпящим возражений:

«В хранилище! Я — первый, Модест — за мной! И ничего… ничего не трогать!»

И вот тут-то Кокин вновь проявился со своей истеричностью.

«Господи!.. Эта сигнализация… она перестанет когда-нибудь звенеть?! Модест! Да выключите же вы ее в конце концов!»

В этот момент еще никто не знал о пропаже опытного образца иммуностимулятора, и, анализируя первоначальную реакцию ведущих сотрудников шумиловской фирмы на попытку проникновения в святая святых лабораторного корпуса, Плетнев пытался разрешить пока что неразрешаемую задачку: мог ли кто- нибудь из этих двоих знать о готовящемся преступлении? Последующие события и разработка Савина позволили выдвинуть версию, что именно он мог быть тем самым «засланным казачком», не без помощи которого конкуренты Шумилова умыкнули его разработку, с этим вроде бы более-менее ясно. А что Кокин? Мог ли он быть причастен к этому похищению и, как дальнейшее развитие этой цепочки, — к убийству Савина?

Несмотря на авторитетное заключение судебно-медицинской экспертизы, Плетнев не верил в естественную смерть младшего научного сотрудника шумиловской лаборатории Михаила Савина.

И тот вывод, к которому, в конце концов, пришел Плетнев, был пока что однозначным. Проникновение преступников в спецхранилище и похищение опытного образца иммуностимулятора стали для Кокина таким же ударом, как и для самого Шумилова.

Хорошо, рассуждал Плетнев, если не Кокин, то кто еще мог сработать в паре с Савиным? Модест и Гоша исключались просто по определению, оставался Ясенев. Действительный член Академии наук, основной разработчик «Клюквы».

Чушь? Возможно. Однако после убийства Савина — он еще ни разу, даже мысленно, не произнес слово «смерть», ситуация резко изменилась и теперь можно было выдвигать самые неправдоподобные, казалось бы, версии. И Плетнев вновь возвращался к своей схеме, на которой прослеживались все телодвижения каждого из пяти фигурантов, которые оказались той ночью в «ненужном месте в ненужный час». Правда, был еще один человек, который находился в ту ночь в лабораторном корпусе, — уборщица Оксана, но она пока что в расчет не шла.

Итак, академик Ясенев! Он появился в хранилище чуть позже, уже после того, как успели сцепиться в словесной перепалке Кокин с Савиным. И случилась эта перепалка в тот момент, когда Модест, Кокин и Савин вошли в помещение хранилища.

Модест: «Вроде бы никого… Все цело?»

Савин: «Не знаю пока…»

И именно в этот момент, если опять-таки верить показаниям Модеста, «Кокин едва из штанов не выскочил», закричав на Савина:

«В конце концов!.. Я здесь старший и вы не имеете права брать на себя инициативу! И тем более… тем более входить сюда! У вас даже допуска нет!»

«У вас тоже его нет», — огрызнулся Савин, однако Кокин внимания на эти слова не обратил. Он подошел к сейфу, в котором хранился опытный образец «Клюквы», схватился за ручку, чтобы потянуть ее на себя.

«Что ты делаешь?! Черт… Руки!!!»

Это закричал Савин, бросаясь к Кокину, однако тот, если верить словам Модеста, «никак не мог врубиться в сущность происходящего».

«Что? Почему вы мне “тычите”?!» — взвился он.

Они стояли друг против друга «как два петуха в курятнике», и еще неизвестно, чем бы закончилась эта перепалка, если бы в коридоре не послышались торопливые шаги и в хранилище вбежал академик Ясенев.

«Что… что вы здесь делаете? — с порога закричал он. — Как вы открыли дверь?»

Кокин с Савиным молчал, и в ситуацию вмешался более рассудительный Модест:

«Это не мы, это грабитель… Надо бы милицию вызвать».

Однако вместо того, чтобы прислушаться к словам охранника, Ясенев почти заорал на него:

«Вон! Все вон отсюда!!! А вы, Модест или как вас там, отключите сигнализацию».

Модест помчался к пульту, и дальнейшее продвижение схемы вычерчивалось со слов Гоши, который стоял неподалеку от Савина с Кокиным.

Кокин: «Если вы, Савин, думаете, что после своей Сорбонны можете делать мне замечания… причем в таком тоне и в присутствии охранника…»

Однако Савин будто не слышал своего начальника, и Гоша не мог не обратить внимания на то, как на его лице застыла презрительная ухмылка.

«Что?» — не понял Кокин.

«Халат, говорю, у вас наизнанку, Николай Александрович. Примета плохая. Побить могут…»

Гоша обратил внимание на то, что этот, казалось бы, ничего не значащий факт заставил вдруг Кокина покраснеть, и тот поспешно стащил с себя действительно наизнанку надетый халат.

«Да, конечно, — пробормотал он, — могут и побить, если “Клюква” пропала».

«Типун бы вам на язык!»

Обстановка вроде бы разрядилась, и Гоша даже вспомнил, как в конце коридора показалась запыхавшаяся Оксана с ведром и щеткой в руках. Подбежала к ним, с трудом перевела дыхание.

«Ребята… случилось что? Господи! Ничего нигде не горит?»

«Слава Богу, не горит».

«Ой, как же я испугалась! — продолжала охать и стонать Оксана. — Думала, пожар… Да и окно разбили! Прибрать бы, наверное, надо… Я… я сейчас. Господи, хорошо, что не пожар!»

«Не трогайте ничего! — осадил ее Кокин. — И перестаньте верещать!»

«Да как же так? — уставилась на него испуганными глазами Оксана. — Николай Александрович… Ведь там же окно… разбитое! И стекла полно».

«Сказано вам, ничего не трогать!» — повысил голос Кокин, и в этот момент из спецхранилища вышел Ясенев.

«Ну?» — выдохнул Кокин.

«Никакой милиции и никакой паники! Ничего не пропало… Всем на свои места!»

Итак, ничего вроде бы не пропало, была всего лишь попытка ограбления, но вскоре после этого от «обширного инфаркта», когда у него в сердце словно «петарда разорвалась», гибнет один из подозреваемых, и уже этот факт, даже несмотря на то, что основным подозреваемым для него лично и для Турецкого оставался Глеб Шумилов, заставлял Плетнева вновь и вновь возвращаться к этой ночи в попытке зацепиться хоть за какой-нибудь крохотный хвостик, чтобы уже с его помощью размотать этот клубок. Впрочем, такие «хвостики», точнее говоря, крючки, у него были на каждого из этой пятерки, из которой он исключил Оксану. Уборщица. Она имела все основания находиться в этот ночной час в лабораторном корпусе, а вот что касается Кокина с Гошей, академика Ясенева и Модеста, то здесь, видимо, придется еще работать, работать и работать.