спецназа.

О том, как прошла операция по захвату Багрова, Филя уже знал и сейчас удивлялся, что в разговоре Бруса с Ниной эта тема была задета лишь мельком и никакой иной реакции, кроме возмущения, у босса не вызвала. Отсюда снова следуют два вывода: Ершова уже знакома с обоими – и с Вованом, и с техником. Значит, уже где-то пересекались. А второй вывод указывает на то, что сам Брус еще до конца не понял сути происшедшего. И пропажу Багрова, верного своего исполнителя, как и внезапное исчезновение Федора Мыскина, готов объяснить обычной недисциплинированностью и разгильдяйством, свойственными внутренним войскам, проходившим службу в Чечне. Ему ли не знать! Сам же и командовал. Другое непонятно, ведь Федя уверял Филиппа, будто взял себе краткий отпуск, и все с его руководством было согласовано. Значит, все-таки не согласовано? Или раздражение Бруса связано с тем, что он не понимает происходящего вокруг него? А тут еще адвокат с какими-то своими загадками! Полная непредсказуемость, другими словами! Вот чего он и не любит. Более того, терпеть не может. Оттого и злость. А где злость, там и ошибки – уж это всем известно...

...Нина была сама радость. И Филя (он же Валера) постарался ее не разочаровать – протянул какую-то заморскую веточку, усыпанную лиловыми колокольчиками, название которой он при всем желании не смог бы запомнить, хотя тетка, продававшая эти дорогие цветы возле метро, трижды повторила ему название.

– Ой, прелесть какая! – воскликнула Нина и положила веточку на столик в прихожей, вмиг забыв о ней.

«Значит, мысли ваши, мадам, сейчас заняты совершенно другим», – сказал себе Филя и стал снимать ботинки.

– Есть хочешь? – с улыбкой поинтересовалась она.

– И выпить – тоже.

– Ой, а я и не знаю, есть ли у меня чего... – словно бы смутилась она.

– Почему не сказала? – строго спросил он и поднял с пола ботинок. – Я же возле магазина стоял.

– А откуда же тогда взял посторонних людей? – «поймала» она его.

– У служебного входа в магазин стоял. А они гужевались под козырьком твоего подъезда. Вот я и ждал. Ну что, сходить?

Нет, нужда ее была сильнее. Она жестом остановила его.

– Не надо пока никуда ходить. И потом, я не уверена, что у нас с тобой сегодня все повторится в точности, как вчера, милый. Я не то чтобы устала, но есть одно чрезвычайно важное дело, которое я хотела бы прямо сейчас обсудить с тобой. Если ты, конечно, не возражаешь. Нет?

Она была уверена в его ответе. Или – почти уверена. Неужели так рассчитывала на силу своих чар? Фантастика!

Филя неопределенно пожал плечами, и это его движение можно было истолковать как угодно. Как сама пожелаешь. И добавил:

– Но мне бы хотелось сперва... извини, может, я не совсем к месту? Ты кого-то у себя сегодня еще ожидаешь? Я не вовремя? Тогда извини, я уйду, не стану вам мешать, еще раз извини. – И он стал демонстративно надевать снятый уже ботинок.

– С чего ты взял? – Она опешила. Его уход никак не входил в ее планы.

– Твоя холодность по отношению... к цветку. – Он многозначительно кивнул на принесенную веточку.

– Ах господи! – поняла наконец она собственную оплошность. – Ну, конечно, милый! Извини! Просто у меня сегодня так сложились обстоятельства... на работе, и я совершенно упустила из виду, что у других могут быть свои проблемы... и желания, например, да?

– Насчет желаний ты абсолютно права, дорогая, – солидно произнес Филя, откладывая в сторону ботинок. – Но если желания не обоюдные, тогда...

– Успокойся, обоюдные, еще какие обоюдные. Ты себе даже не представляешь! – заторопилась она, делая страстные глаза и тем самым как бы предлагая ему свою безумную любовь. – Раз тебе так не терпится, могу ли я возражать, мой мальчик! Мой герой!

«А вот это уж слишком... Интересно, из какой пошлой книженции? – подумал Филя. – Или читать ей недосуг, а вот телевизор перед сном смотреть успевает? Если ей дают это делать...»

– Но ты должен твердо пообещать мне, что оставишь силы для... разговора. На очень важную для меня тему. Так?

– Ну, если ты хочешь, чтобы я ради тебя, в смысле – твоего спокойствия, убил кого-нибудь, то отчего же? – искренне засмеялся Филя, чем вверг ее в полное замешательство.

– Почему... убил? – Она вздрогнула.

– Ты так серьезно говоришь об этом, – отшутился Филя. – Ну хватит болтать! Поскольку кормить меня ты не желаешь, давай займемся другим делом!.. – И он одной рукой обнял ее так, что у нее что-то хрустнуло. Но охала она уже в постели...

Разница между обнаженной и одетой женщиной заключается не в том, какая из них выглядит в данный момент аппетитнее, заманчивее, эффектнее и, скажем так, желаннее, а совершенно в другом. Одетая женщина может предстать коварной ведьмой, крупным начальником, она не прочь приказывать, а вот обнаженная на такую роль не тянет по определению. И она никогда не приказывает, а просит. С ней не страшно. Если же от нее и исходит какая-то опасность, то это, чаще всего, россказни досужих любителей почесать языки. Обнаженная женщина, прежде всего, слаба. Но в этом отчасти и ее сила. Если она не может словом убедить любовника совершить ради нее смертельный номер, то пытается, и, как правило, не без успеха, компенсировать недостатки словесного убеждения своим любовным мастерством. Но если при этом мужчина твердо отдает себе отчет в происходящем, его с истинного пути не сбить, не увести в сторону и не заставить совершить трагическую глупость.

Впрочем, это – так, пустяки, пустая болтовня. Ею и занимался Филипп, предвосхищая готовящуюся для него новую роль. Нина Георгиевна отрешенно слушала его и никак не могла взять в толк: он что, разыгрывает ее, наперед зная о том, что ей нужно? Или это просто случайное совпадение мыслей – такое бывает у близких людей. Они ведь уже достаточно близкие, куда ближе, черт возьми...

– Но! – продолжал Филя свою незамысловатую философию. – Любая женщина, в каком бы она ни представала виде перед своим любовником, всегда может рассчитывать на конкретную помощь с его стороны в том случае, если ей угрожает опасность. Нам что-то угрожает? – Он с улыбкой повернулся к ней и посмотрел в упор.

– А если да?

– Странная постановка вопроса: а если да! Это значит – ни да, ни нет. Выбери для себя подходящий вариант.

– Угрожает, – совершенно обескураженная разговором, решилась наконец Нина. – Видит Бог, я не хотела тебя впутывать в свои проблемы, но у меня сейчас просто нет иного выбора. Со мной рядом нет близкого человека, которому я могла бы полностью довериться. Рассказать о своих заботах. Да, черт возьми, – почти истерически выкрикнула она, – просто пожаловаться на судьбу! Неужели непонятно?! Вот и ты такой же... Чужой!

– Интересное дело, – хмыкнул Филя, – отдаться можно, а довериться нельзя... Ну и жизнь у тебя, подруга, не позавидуешь... Я слушаю, слушаю, ты не обращай внимания на мои реплики.

И она сразу успокоилась. Словно ждала сигнала от него, ну артистка!..

– Я начну издалека, – деловым тоном заговорила она. – Можно?

– Начинай откуда хочешь. Но лучше сразу по делу.

И Нина рассказала, что в расследовании преступной деятельности Гусева, о котором он, Валера, прекрасно знает, присутствует множество улик, откровенно говоря, притянутых за уши. И не такой уж он преступник, как его пытаются изобразить в печати те, кому конкуренты Егора Савельевича платят большие бабки. Идет постоянное давление руководства на следователя, то есть на нее, Нину Георгиевну, противостоять которому она не в силах, как ни пыталась. Закономерен вопрос: а пыталась ли? Ответ: да! Но пока безрезультатно. Более того, куратор из Генеральной прокуратуры, о котором она однажды обмолвилась Валере, предложил сделку. За двести тысяч баксов он обещал поспособствовать изменению меры пресечения для подследственного. Деньги были переданы, но теперь появился шантажист. Кто он?