обычно делает, в Печатники, в свою охранную контору, а удалился по делам, о которых она, секретарша, ничего конкретного сообщить абоненту не может. Но она готова записать просьбу, телефонный номер и передать все это шефу, когда тот позвонит или появится здесь, на Старой Басманной.

Штамо подумал и решил не доверять своей тайны секретарше. Просто назвался и добавил, что, вероятно, он, адвокат, в данный момент нужнее Игорю Петровичу, нежели тот – ему. Секретарша восприняла его слова как шутку, возражать не стала и пообещала все сказанное обязательно передать своему шефу.

Даже не догадывался Дмитрий Аркадьевич, чего он невольно избежал. Ему бы и в голову не могли прийти последствия его беседы с Брусницыным. И теперь, оставаясь в святом неведении, он стал усиленно размышлять над тем, где бы достать недостающую сумму на покрытие расходов по переезду в новое помещение. Он решил не отказываться от удачи, чего бы она ему ни стоила... Черт возьми, как не вовремя захлестнула эта шлея проклятого Гуся! Ну что б ему подождать со своей дурацкой инициативой еще немного! Да и не сам он это придумал, понимал Дмитрий Аркадьевич, подсказали старухе, а та – сыну. Вот так, за всем нужен глаз! Зевнул – и с концами. И тебя уже ловко обвели вокруг пальца...

– Ты не знаешь, чего твоему адвокату от меня вдруг потребовалось? – Брусницын был откровенно недоволен, и это его раздражение отчетливо звучало в интонации не совсем трезвого голоса. – Какого лешего? Да еще в каком тоне! «Я ему, мол, нужней, чем он – мне!» А на хрен он мне сдался?

– Пошли подальше, если он тебе не нужен, – небрежно бросила Ершова, но голос ее предательски дрогнул, и хитрый Брус мгновенно усек это.

– Он мне не нужен, но все же интересно, зачем он звонил? Если Штамо недоволен решением Гуся отказаться от его услуг, пусть конкретно к клиенту и обращается. Или, может, ты успела ему намекнуть о моей роли в этой игре?

– Да побойся Бога, мне-то зачем? Что я, враг себе?

– Бог-то Бог, да сам не будь плох... Тебе, спрашиваешь, зачем? А вдруг у тебя свой интерес наклюнулся, о котором мне ничего не известно? Может, ты как-то по-своему решила повернуть дело? Откуда я знаю? Вот приеду сейчас, подержу тебя в руках, как я это умею, ты знаешь, и ты тогда сама мне все доходчиво объяснишь, а? Не хочешь? – И он захохотал, удовлетворенный своей «шуткой». – Он намекал на свои изощренные сексуальные забавы с Ниной, довольно отвратительные, между прочим. Но она их почему-то терпела.

Не желая продолжения неприятной темы, она решила подбросить такое соображение, которое никак не могло вызвать у Брусницына сочувствия:

– Не уверена, но полагаю, что его не устраивает новый расклад в защите, при котором он практически полностью лишается своего гонорара. Не знаю, о какой сумме они договорились, но думаю – немалой. Вот тебе и объяснение. И я бы, на твоем месте, гнала его в шею.

– Про мое место я знаю без тебя, – грубо оборвал Брус. – Не твои заботы! И прогнать его, если захочу, всегда успею. Но я здесь при чем? Не я Гусю адвокатов выбираю! А этому твоему болтуну ловчей, значит, работать надо было, чтоб не попасть впросак...

– Я здесь тоже ни при чем. Почему он мой? Вы сами его нашли? Сами! Я к этому отношения не имею! И не хочу иметь! Ты прекрасно знаешь, чем это пахнет для следователя!

– Так это ж тебе пахнет, а не мне! – захохотал Брусницын. – Нет, он что-то другое знает, то, что мне неизвестно. Ну ладно, не желаешь, значит, чтоб я тебя навестил? И не надо, у меня сейчас других, куда более интересных дел до едрени фени! А ты не обижайся, ты – баба ничего, тебя еще вполне можно! Найдешь себе какого-нибудь... Может, тебе прислать кого? Ты не стесняйся, говори. Завтра его приму, – добавил Брусницын без перехода. – Но ты не расслабляйся! Что-то, смотрю, снова наши дела наперекосяк пошли! Один у меня исчез. Я – про Вована... Техник мой, блин, тоже будто испарился! В чем дело?! – Он уже почти рычал. – Погоди, вот я со всех вас строго спрошу! Мух, понимаешь, ноздрей давите, вместо того чтобы самоотверженно пахать! Пахари, мать вашу!.. – рявкнул он под конец.

Отключился. И Нину Георгиевну словно пробил озноб. Послать бы их всех, да теперь уже невозможно... Мало того что Сережка, похоже, по уши увяз в делах этого Игоря, так еще и сам Брус охамел до последней степени. Он уже вообще не принимает никаких возражений, ссылаясь на свои прямые контакты на уровне заместителя министра внутренних дел. И ведь не врет, что самое печальное, так оно и есть на самом деле. И слово его, получается, теперь закон. Нет, когда без откровенного хамства и с соответствующим гонораром, то и вопросы не возникают. Но когда вот так – немедленно вынь да положь! – действительно возникает ощущение полнейшего беспредела.

«Завтра его приму!» – ишь ты, напугал! А он же ведь и примет... И, что весьма неприятно, выслушает... И как он после этого поступит, один Бог знает. Нет, нельзя, чтобы адвокат посетил кабинет Бруса, категорически нельзя. А выход в данной ситуации имеется только один.

– Господи, – прошептала она – совсем спятила! – сделай так, чтобы он позвонил!..

И, словно в ответ на молитву, раздался телефонный звонок.

Нина Георгиевна с десяток секунд раздумывала и – подняла трубку.

– Ну чего у тебя там? – раздался веселый голос. И такой знакомый! – Чего трубку не берешь? Слушай, я тебя, часом, не из ванной достал?

– Вот именно, – облегченно вздохнула Нина. – Почему так долго? Ты когда обещал?

– Я-а-а? Я вообще ничего не обещал! Или... погоди, неужели забыл? Это непростительно! Готов немедленно принести извинения. А ты-то готова?

– К чему? – Ей захотелось пококетничать, но не так сильно, чтобы отбить у него желание мчаться к ней немедленно. – Он все забывает, а я что же? Должна, как Золушка, сидеть у камелька в ожидании чуда? Хитер больно! Ты где?

– Возле твоего подъезда. Какие-то люди непонятные... Сейчас подойду, посмотреть еще хочу, не тобой ли интересуются?

– Господи, что ты плетешь? Какие люди? Я тут при чем?

– Вот и я хочу узнать – при чем? Ты ж мне все-таки не чужой человек. Отчасти даже близкий. Ну в том смысле, что иной раз ближе и не бывает.

– Валера, тебе не кажется, что ты наглеешь? – Она сказала эту фразу таким страстным тоном, будто демонстрировала, что готова отдаться сию минуту и не может понять, почему этого до сих пор не произошло. А сама перевесилась через подоконник спальни и стала внимательно оглядывать двор – где же он мог быть? Откуда звонит? И о каких непонятных людях идет речь? Но во дворе в этот сумеречный час было пусто, если, конечно, не считать детишек и старух в садике – напротив стоянки машин. Но назвать их «непонятными людьми» – чистый абсурд. Или он просто разыгрывает ее? Шутки у него такие? Очень неуместные, надо сказать, особенно сейчас.

А Филя действительно разыгрывал ее. Он прошлой ночью не терял времени даром, сунул ей под телефонный аппарат маленького «насекомого», и теперь, сидя в машине Щербака, припаркованной в противоположном конце двора, обсуждал с товарищем недавно прозвучавший диалог Брусницына и Ершовой.

– Ну с адвокатом понятно, это – Штамо. Он рвался к Брусу и чем-то его задел за живое. Брус попытался выяснить причину у Нины, а та, – вот уж теперь Филя это четко понимал, – всячески уходила от правды. От того, что ей наверняка известно. Может, взятка всплыла?

Щербак выслушал аргументы Фили и согласился с ним. Но добавил, что, похоже, при таком раскладе судьба адвоката Штамо висит на волоске. И этим обстоятельством просто грех не воспользоваться.

Вот и Брус этот тоже заинтересовал сыщиков. Щербак, еще во время «трансляции», негромко, будто не хотел быть услышанным собеседниками, заметил, что таким уничижительным, даже хамским тоном, как Брус, разговаривают с женщинами только бывшие любовники, которым эти бабы давно надоели, – Ершова оправдывалась, но как?! Все это свидетельствует о том, что Нина Георгиевна в чем-то крепко зависит от Бруса, а то и вообще сидит у него на крючке. Иначе она, при ее-то характере, не допустила бы подобных вольностей. Вот и соображай теперь, кто в этой странной компании бизнесменов, правоохранителей и бандитов является старшим...

Короче, договорились, что Николай едет в «Глорию» и решает с Денисом, стоит ли сейчас доводить эту информацию до обоих генералов или еще рано. В конце концов, это же в первую очередь их проблемы. А Филипп тем временем отправляется на Голгофу, где обещает вести себя достойно и не посрамить честь