Нина Георгиевна изнывала на работе от непонятной тоски. Имея кучу дел, среди которых дело Гусева было далеко не самым важным, она не могла ни за что приняться. Ерзала на стуле, заваривала чай, ворошила какие-то бумаги, а мысли были далеко отсюда. Так же, как и в первые минуты после ухода ночного гостя, Нина Георгиевна вновь и вновь переживала ночные впечатления. Тело и душа словно преобразились, появилось ощущение легкости и в то же время томления. Женщина не знала, как назвать это состояние, хотелось придумывать романтичные сравнения, но на ум просилось простое определение, емкое и грубое. Вроде бы ничего не случилось такого, что заставило бы ее совершить какие-то неожиданные открытия в себе самой, первый, что ли, мужик-то у нее? Или там что-то особенное показал? Да ничего подобного! Мужик как мужик, немолодой уже, явно за сорок. Видно, что и бывалый, жизнью хорошо потертый. Но было и разительное отличие от других ее знакомых. Те, оставаясь у нее на ночь, стремились к одному – получить максимальное удовольствие. О ней думали в последнюю очередь, и то если оставалось время. Или возможности...

А то, что случилось сегодня ночью, теперь в ее воображении превратилось в единый, страстный миг жаркого, всепроникающего наслаждения. И от этого возникала каша в мозгах, и давило грудь острое желание послать все к черту, бросить дела и бумажки, сбежать обратно домой, скинуть одежду и рухнуть в постель. А потом молча лежать, закрыв глаза, в ожидании, когда в дверь наконец раздастся звонок. Она почему-то была уверена, что Валера сегодня обязательно придет, хотя они ни о чем не договаривались.

Там, в коридоре, когда они стояли в костюмах Адама и Евы, Нина надеялась, что он задержится, хоть ненадолго. Но он ушел, обещав позвонить. Когда? Неизвестно. И вот в такой волнующий, в такой изнурительно сладкий момент легкого забытья, чудного ностальгического кайфа, в кабинете следователя Нины Георгиевны Ершовой резко зазвонил телефон.

Размечтавшаяся женщина не сразу сообразила, что это – не страстно ожидаемый звонок в дверь и что она вовсе не в собственной постели, а в служебном кабинете перед столом, заваленным папками с уголовными делами... Телефон трезвонил не переставая. Нина Георгиевна подняла трубку, борясь с непривычным волнением:

– Следователь Ершова...

– Слава богу, вы на месте, уважаемая Нина Георгиевна!

– Кто это, простите? – нахмурилась она. Как они всегда не вовремя, эти очередные просители!

– Штамо, к вашим услугам, Дмитрий Аркадьевич, если помните.

– Ах адвокат? – И столько было в ее голосе неприязни, что у Штамо вспыхнуло подозрение о сговоре следователя с его недругами.

– Мне необходимо немедленно встретиться с вами, – сухо сказал он, – для обсуждения весьма важного вопроса.

– Может быть, господин адвокат, вы что-то путаете? – ледяным тоном произнесла Ершова. – Если мне не изменяет память, подследственный категорически отказался от ваших услуг защитника, написал соответствующее заявление. Так какие же тогда вопросы? Советую, если вам вообще нужны какие-то советы, обратиться с этим вопросом к тем, кто вас нанимал. Надо напомнить?

– Нет, благодарю. Я помню господина Брусницына, помню и других коллег Гусева, которые так заботливо упекли его за решетку, а затем наняли адвоката для его же защиты. У меня память хорошая, смею уверить. Но меня в данный момент волнует несколько иная проблема, та, в курсе которой только мы с вами, госпожа Ершова, и я полагаю, сейчас самое время ее обсудить. Вещь щекотливая и, как бы вам сказать...

– А вы не стесняйтесь, господин адвокат, как просится на язык, так и говорите, – с сарказмом перебила она. – Где же ваше хваленое красноречие?

– Я бы не советовал вам разговаривать со мной таким уничижительным тоном, – вкрадчиво заметил он. – Вы же знаете, о чем у нас пойдет речь, верно?

– И знать не хочу... Слушайте, – уже раздраженно сказала она, – не морочьте мне голову. Говорите, что надо, или кладите трубку. У меня нет сейчас времени для пустых бесед с вами.

– Я не открою посторонним вашу тайну, если скажу, что речь пойдет о двухстах тысячах долларов?

– О чем? – изумленно протянула Ершова. – Двести тысяч? Я не ослышалась? Откуда они у вас?

– Они не у меня, а у вас, уважаемая, – жестко заявил Штамо. – И переданы вам с моей помощью. То есть, проще говоря, лично мною. Надеюсь, вы не станете отрицать этого факта?

– Какого факта?! Вы что, намекаете на дачу мне взятки?! Вы в своем уме? Дмитрий... как вас там?

– Ах вот что! – усмехнулся Штамо. – Ну что ж, я должен был предвидеть такой поворот судьбы. И, уверяю вас, я его предвидел. Всего хорошего, до скорой встречи. Полагаю, что вы теперь сами будете кровно заинтересованы найти меня, чтобы договориться. Но уже на моих условиях, имейте это в виду!

– Нет, подождите! – решительно возразила Нина Георгиевна. – Вы выдвигаете в мой адрес какие-то абсолютно нелепые, гнусные обвинения, подозреваете меня бог знает в каких преступлениях и машете ручкой? Мол, ищите меня! Да кому вы нужны? Кому вообще нужны ваши идиотские обвинения? Вы где живете? Вы соображаете, что сейчас несете, какую злобную чушь? У вас что, совсем плохо со здоровьем? Так лечитесь, черт возьми! Пока вас насильно не взялись лечить...

– Вы угрожаете, – спокойно констатировал Штамо. – Очень хорошо. Я ожидал от вас такой реакции, госпожа следователь по особо важным делам. Я записал на диктофон вашу взволнованную и прекрасно вас характеризующую с точки зрения э-э... нравственности, точнее, ее полнейшего отсутствия речь. Превосходный образчик трусливой демагогии и наглой лжи. Моим слушателям, смею надеяться, чрезвычайно понравится. Желаю здравствовать!

В трубке послышались короткие гудки.

Нина Георгиевна обомлела. Не то чтобы испугалась, нет, но как она вообще могла совершенно забыть о своей должности, о собственном реноме, о профессиональной выдержке, чтобы позволить себе такие неоправданные эмоции, так глупо сорваться?! А все этот проклятый Валера, будь он неладен!

Смятение ее было столь велико, что из головы в момент выдуло все сладкие мысли и чувства, только что терзавшие воображение. Но что все-таки произошло? Откуда у адвоката этот его тон? Он что, шантажировать ее решил? Но ведь у него же нет, не может быть решительно никаких свидетелей. Двести тысяч... Болван, знал бы он, у кого сейчас эти деньги.... Кстати, может, знал бы – так и не пер против танка. Но он полез. А что происходит в таких случаях, а? Танк ведь железный! Как, бывает, гаишники кричат зазевавшимся девкам? «Эй, не лезь под машину! Водитель не трахает, а давит!» Пора бы и этому Штамо научиться понимать столь примитивную истину.

...Поймал такой вот шибко самонадеянный тип Золотую рыбку. «Давай свое желание», – говорит та. «Хочу быть героем!» – отвечает. И оказывается в заснеженном окопе под Сталинградом. В руке граната, а на него наползают два немецких танка...

Вспомнился Нине Георгиевне давнишний анекдот, усмехнулась, и гнев сам собой растворился. Да вот и чайник уже почти весь выкипел, так ему и перегореть недолго. «Внимательнее надо быть», – совсем спокойно укорила она себя. И до конца дня напряженно занималась текущими делами.

Лишь запирая перед уходом сейф, куда спрятала папки со стола, она вспомнила, что ни новый адвокат Гусева – этот Вадим Райский, ни его охранник – Валерий Разин... Валера так и не позвонили сегодня. Странно. Правда, Валера и не обещал звонить сюда, на службу. Но настроение ее почему-то снова стало