кармане куртки. Как и «макаров» – в кармане-кобуре внутри куртки, слева. Ишь ты, при оружии. И хотя других документов у Багрова при себе не было, можно не сомневаться, что разрешение на ношение табельного оружия господин Брусницын ему обеспечил. Странно только, что, увольняя сотрудника, как он утверждал в присутствии Вячеслава Ивановича, хозяин не позаботился забрать у того ненужное теперь ему оружие. Или же никто никого никуда не увольнял. Впрочем, сейчас Багров придет в себя и сам расскажет.

– Коля, займись им, – сказал Голованов, останавливая машину на полянке посреди густых кустов орешника.

– Это мы могем, – с готовностью отозвался Щербак, вышел из машины и вытащил с заднего сиденья не подающего признаков жизни пассажира. – Слышь, Сева, – озабоченно спросил Николай, – а мы его, часом, не уделали?

– Не знаю, как ты, а я – точно нет. Я сверху, если помнишь, работал.

– Ну и что, что я снизу? Я меру знаю, – оправдался Щербак и похлопал лежащего по щекам. – Нет, дышит, лежал неудобно. – И он рывком сорвал со рта Багрова липкий скотч. Но не выбросил, а аккуратно положил рядом, липкой стороной кверху – вдруг еще понадобится? «Экономный такой, понимаешь», – усмехнулся Сева. Там, сгоряча, они намотали Багру практически весь скотч – на руки и на ноги. Конечно, можно отмотать оттуда немного, но зачем, если и этот еще вполне сгодится?..

– Вы кто? – был первый вопрос Багрова.

– Охотники по твою душу, Владимир Харитонович, – вежливо ответил Сева. – Вот поговорить предварительно решили.

– Предварительно... почему? – тяжело ворочая языком, спросил Багров.

– Прежде чем решить твою судьбу, Багор. Кончать или дать еще пожить.

– Понятно... – пробормотал тот и резко дернулся.

– Не стоит, Багор. Да мы потом и сами тебя развяжем, кто ж после себя оставляет связанный труп, верно? Или ты в Чечне поступал иначе? Молчишь, небось вспоминаешь? Валяй напоследок... Честно жить хочешь? Водку жрать, девок трахать, а? Или устал? Когда в последний раз бабу имел? Вчера?

– Какую бабу?

– Которую у себя прячете, там, в Коровине.

– Да не трогал я ее!

– А кто трогал?

– Колян.

– Вот видишь, – Голованов посмотрел на Щербака, – оказывается, у них твой тезка есть... А кто привез ее туда?

– Не знаю.

– И чего врешь?.. – с сожалением сказал Голованов. – Так ведь и уйдешь со смертным грехом на душе... Неужели не страшно?

– Чего теперь бояться, – нехотя ответил Багор. – Бойся не бойся, вы ж все равно не отпустите. За что только, не понимаю...

– Греха на тебе много, Владимир Харитонович. Вот смотри, скольким ты за последние дни беды принес. Женщину оскорбил. Мужа ее чуть не убил. Адвокату смертельный трюк устроил. С другой женщиной как последняя сука поступил. Я про все остальное и не говорю. За что ж тебя прощать? А отпустить, говоришь, так снова за старое примешься. Тебя ж твой Брус от себя не отпустит, значит, до смерти пахать на него будешь. Он же всех уверяет, что уволил тебя, а ты смылся с концами. Вот и получается, что тебя тут, считай, уже и в живых нет, потому что искать все равно никто не станет. Вздохнут твои знакомые и скажут: ну и слава богу, одним сукиным сыном меньше. Зачем женщину-то держите? Какая вам от нее польза?

– А я почем знаю? Босс велел...

– Где ты ее поймал?

– А чего там было ловить? Возле дома и взял... Ребята, а может?.. Вы ж, вижу, тоже в горячих точках были... вроде как свои? Может, договоримся?

– Ну какие ж мы с тобой свои? Сам подыхаешь... в смысле одной нагой уже там, так хоть нас не обижай. Мы с такими, как ты, никогда дел не имели. А вот мне еще интересно, за что ты адвоката мочил?

– Да не знаю я никакого адвоката!

– Привет! А кто на Комсомольском проспекте аварию устроил со смертельным исходом? Кто убил невинного человека, а адвоката чуть на тот свет не отправил – до сих пор в реанимации, а? Джип-то твой мы обнаружили в частном гараже, в Текстильщиках. И у кого ты его оставил, тоже узнали. Ты ж опытный человек, про отпечатки пальцев знаешь. А они и в салоне, и на той трубе, которой ты следователя приложил, и даже на правах его супруги, у которой ты «жучка» ставил. Только говорить об этом – начнется разбирательство, суд, а нам это без надобности. Нет человека – нет и проблемы, слышал такую старую формулировочку? – назидательно сказал Голованов. – Вот то-то.

– А может, мы его, – небрежно, как на пустое место, кивнул Щербак, – свидетелем против Бруса выставим? Жить захочет – запоет, чего мы ему скажем.

– Не уверен, – с сомнением ответил Голованов, – он только соберется вякнуть, как его тут же уберет либо братва того же Бруса, либо «быки» Гришки Мамона, даром что приятели... Кому нынче разговорчивый нужен? Не, пустое... Мы на Бруса другое повесим! Чтоб он на пожизненное потянул.

– Не наберете, – болезненно поморщился Багров.

– Это почему же?

– А вы много чего не знаете.

– Ты знаешь?

– Знаю, но за так не расколюсь.

– А мы и не станем мараться, раскалывать тебя. Обгадишь нам тут всю округу. Сейчас в задницу вгоним полсотни кубиков промазина, сам соловьем запоешь. – Сева взглянул на Щербака: – У тебя есть?

– В машине, – небрежно ответил Николай.

– Тащи.

– У меня шприцы это... не совсем стерильные, – возразил Щербак.

– А ему сейчас все равно. Ладно, пошли глянем...

Они подошли к машине, и Щербак, сдерживая смех, спросил:

– Что это за хреновина такая – промазин?

– Не знаю, только что выдумал. А ты достань из аптечки пару шприцев и наполни водой. Попугаем, должно подействовать. И – больше равнодушия, Коля, их ничто так не страшит, как чужое равнодушие к их драгоценной жизни. Давай, принесешь, а сам звони Андреичу, скажи, Елена в Коровине. Пусть решают, что предпринимать. Ну и обрисуй обстановку. А еще скажи, я думаю, что нам с тобой везти Багра дальше опасно. Может, они там, у нас, организуют что-нибудь вроде «скорой помощи»? Или милицейский «рафик»? Чтоб без риска. И вообще, Коля, я бы сейчас его не раскалывал, а вогнать ему можно и обычного снотворного, только приличную дозу, чтоб он отключился. И – спрятать подальше. А пока заниматься непосредственно Брусом, как такая постановка?

– Давай все-таки посоветуюсь. А твой вариант мне нравится. Их же можно будет попозже свести вместе – Федора того и Багра, чтоб посмотрели друг на друга и сделали выводы. Ну и подсказать, что делать, мы же не живодеры.... Хотя рука чешется.

– У меня тоже, – засмеялся Голованов и, скосив глаза на Багрова, отметил, как тот вздрогнул. Вот когда наконец его достало – испугался! А то все надежды да хаханьки, обойдется, свои ребята из горячих точек...

Сева подошел к лежащему на спине Багрову и ткнул носком ботинка в бок:

– Переворачивайся на брюхо!

Но тот лишь подтянул колени к животу и смотрел с явным испугом – поверил.

– Чего ждешь? – Сева сплюнул на него. – Снова отрубить?

И этот здоровенный мужик, накачанный и наглый, презирающий всех и не ставящий ни во что чужие жизни, не говоря о каком-то там здоровье, вдруг задрожал всем телом, словно забился в конвульсиях, из горла стали вырываться какие-то хриплые, булькающие звуки, какие испускает захлебывающийся в воде купальщик, и слезы – слезы! – покатились из его выпученных глаз.