Меркулова Вячеслав Иванович как раз опускал какую-то фотографию в рамке. В другой руке Грязнов держал сверкающий золотистыми ножнами кортик...

– Э-э-э... – промычал растерявшийся от увиденного Меркулов. – Я хотел сказать: привет, Слава...

– А?.. – Генерал слегка вздрогнул и секунду смотрел на прибывшего непонимающе. – А, это ты, Костя... Привет.

Константин Дмитриевич медленно прошел в кабинет, закрыл за собой дверь и еще раз огляделся.

– Никак ремонт затеял? – неуверенно поинтересовался он.

– Типа того... – хмуро кивнул Вячеслав Иванович и кивнул на один из распахнутых шкафов. – Наливай... Там на полке стоит... Ну ты знаешь... Санька как?

– Стабильно плохо, – буркнул Меркулов, одновременно пробираясь к указанной полке, на которой стояла початая бутылка водки и несколько рюмок.

– Ясно...

Генерал с самым мрачным выражением на лице на мгновение замер над своей коробкой, сжимая кортик в руках.

– Вообще-то я к тебе по делу, Слав, – вздохнул Константин Дмитриевич. – На совещании ты сегодня не появился, послал вместо себя какого-то довольно странного мужичка, правда, тот утверждает, что он Санин друг, но... Словом, мне не этот Щеткин нужен, а ты и твои ребята, которые сразу после взрыва собирали материалы на месте. Время идет, а версий никаких...

Меркулов только тут и углядел, что генерал его вроде как не слушает, разглядывая вместо этого все тот же кортик.

– Слав, ты меня слышишь?..

– Знаешь, – слабо улыбнулся Грязнов, – мне этот кортик один адмирал флота подарил лет, пожалуй, уже пять назад... Хороший мужик был. Я его, пожалуй, все-таки заберу...

– Погоди... – Меркулов нахмурился. – Куда заберешь?.. И что тут у тебя вообще происходит?!

– Ничего особенного не происходит, – спокойно ответил Грязнов. – Я ухожу в отставку, Костя, вот и все.

– Ты... Да в какую еще отставку?! Слав, ты с ума сошел, никто тебя никуда не отпустит!..

– Уже...

– Что – уже?

– Заявление подал три дня назад. В тот же день его приняли...

Константин Дмитриевич некоторое время потрясенно смотрел на Грязнова, потом, словно у него подкосились ноги, почти упал на стоявший рядом стул.

– Славка, ты что?..

– Только не говори мне, что это слабость и все такое... – Вячеслав Иванович впервые за время общения посмотрел Меркулову в глаза, и тот увидел в них такую боль, что слова буквально застряли у него в горле. – Слабость, да!.. Я собственными руками племянника угрохал, а я да, слабый... Старый и слабый человек! Только молчи, Костя, и ничего не говори, просто выпей – и все... Все!

– Разве я меньше твоего виноват? – выдавил наконец из себя Константин Дмитриевич. – Но я же...

– Молчи, сказал! Просто выпей... Думай что угодно, но молчи... Я все решил... Считай, своего чувства вины, в отличие от тебя, не выдержал...

Меркулов и сам не заметил, как одним махом проглотил свою порцию, не поморщившись. Они молчали довольно долго – столько, сколько понадобилось времени Константину Дмитриевичу, чтобы вначале осознать случившееся, а потом поверить в него.

– Так вот почему ты передал дело этому Щеткину, – пробормотал он наконец.

– Основное следствие будет вести «Глория», – неожиданно твердо произнес генерал. – Я попросил Голованова, он возглавит пока ЧОП. Я... я подожду результатов, после этого уеду...

– Куда? – обреченно поинтересовался Меркулов.

– К Ваське Егорову в заповедник, зверюшек охранять... Людей, как видишь, у меня не получается... И не смотри на меня так, черт бы тебя побрал!

– Давай выпьем, – предложил теперь уже Константин Дмитриевич, обнаружив наконец, что держит в руках пустую рюмку.

Они выпили. Потом Меркулов, еще раз глянув на картонную коробку, поднялся со стула:

– Пора мне, Слав...

– Давай, – равнодушно кивнул генерал.

– «Глория», значит... – вздохнул Меркулов. – Ну что ж, значит, еще увидимся.

– Это вряд ли! – Грязнов мрачно усмехнулся. – Не будут они с тобой по этому делу сотрудничать, Костя, и не надейся...

Константин Дмитриевич хотел спросить почему, но слова вновь не сошли у него с языка. Он не думал, что такое возможно, но моментально понял, почему товарищи Дениса впервые за все эти годы отказались работать с органами...

– Вот, получается, как, – пробормотал он.

– Да, вот так. Так что прощай, Костя, как говорится, не поминай лихом...

– Прощай... – глухо отозвался Меркулов и, больше не глядя по сторонам, покинул бывший кабинет Грязнова.

На автомате Константин Дмитриевич добрался до машины, автоматически сел на свое место рядом с водителем и еще долго сидел молча и неподвижно, уставившись в одному ему видимую точку пространства.

Наконец, почувствовав на себе недоуменный взгляд водителя, Меркулов с усилием взял себя в руки.

– В прокуратуру, Сергей, – коротко бросил он и, прикрыв глаза, откинулся на спинку сиденья. В висках шумело, но выпитая в кабинете Вячеслава Ивановича водка была тут совершенно ни при чем.

«Сегодня великий день...» – пробормотал Александр Борисович Турецкий и, так и не уняв дрожь в руках, бессильно откинулся на подушку.

– Иринка, победа... Я сел! – хрипло произнес он, стараясь не замечать навернувшиеся на глаза жены слезы. И уже, как ему показалось, вполне нормальным голосом продолжил: – Ты видишь? Сел! Сам! И главное – отлично чувствую спиной даже спинку кровати... А?!

– Ты весь мокрый, Шурик... – прошептала Ирина Генриховна, изо всех сил стараясь взять себя в руки.

– Ну и что? Подумаешь, мокрый... Еще бы, столько дней подряд валяться спеленатым, как мумия... Вот увидишь, я эту пакость победю... То есть побежу... Тьфу! Как это? Я имею в виду – сказать?

– Одержишь победу! – Она улыбнулась, с нежностью посмотрев на мужа. И тут же вздрогнула от звука открывшейся за ее спиной двери. Однако, обернувшись, тут же расслабилась, поскольку вошел не очередной посетитель, подлежащий, с точки зрения Ирины Генриховны, решительному изгнанию, а доктор.

Улыбнувшись ему, она тут же поднялась со стула, приставленного к кровати Турецкого, и покорно направилась на выход.

– Что я вижу?! – Доктор широко и, по мнению Александра Борисовича, не вполне искренне заулыбался. – Ну вы молодец! Все бы мои пациенты были такими...

Турецкий, успевший уже отдышаться от своего поистине акробатического трюка, с сомнением посмотрел на врача и задумчиво покачал головой:

– Ну-ну... По-моему, насчет всех вы слегка перегнули палку... Простите, запамятовал ваше имя- отчество...

– Александр Сергеевич... – поспешно произнес тот и слегка порозовел.

Турецкий невольно улыбнулся и сразу же подозрительно прищурился:

– Только не говорите, что и фамилия у вас Пушкин!..

Александр Сергеевич прерывисто вздохнул и, окончательно зарумянившись, произнес таким голосом, словно признавался «важняку» в совершении тяжкого преступления:

– Мои родители страдали отсутствием чувства юмора, так что... Словом, вы угадали!.. Должен сказать,