причин для волнения, потому что в целом все складывалось именно так, как он задумал. Но ему почему-то не хотелось наносить coup de grace[4].
Разумеется, он нисколько не сомневался в том, что Джулиана Мертон станет его любовницей, — это было решено. К тому же он знал, что ее влечет к нему. Просто поначалу он действовал неправильно, совершил весьма необычную для себя ошибку, хотя, казалось бы, прекрасно знал женщин, читал их мысли как раскрытую книгу. Вероятно, все дело в том, что воспитание Джулианы было совсем не таким, как у других его cheres amies[5], а он не принял это в расчет.
Что же касается собаки, то это было началом кампании. Впрочем, подарок этот был оправдан со всех точек зрения. Он действительно беспокоился за Джулиану, искренне беспокоился. Да, едва ли кто-то станет грабить ее лавку, однако судьба мужа не могла не тревожить одинокую женщину, и надежный сторож должен был ее успокоить.
И еще он был уверен: неделя-другая молчания — и Джулиана начнет «переговоры о мире». Господи, он очень надеялся на это. Хотя с другой стороны… Если бы у него было достаточно здравого смысла, он отправился бы сейчас в театр «Друри-Лейн» или в «Ковент-Гарден» и нашел бы услужливую актрису, готовую отвлечь его от тяжких раздумий, однако…
Как ни странно, в театр ему сейчас совершенно не хотелось — хотелось поболтать с Джулианой о книгах и рассмешить ее своими рассказами. И конечно же, очень хотелось забраться ей под платье и обнаружить там все сокровища ее изумительной миниатюрной фигурки. А потом он бы научил ее всему тому, что прочел в книге Аретино и в других подобных сочинениях. Ох, уже одна только мысль об этом его воспламеняла…
Так чего же он ждал? Почему не шел сейчас в сторону Сент-Мартинс-лейн с оранжерейной розой в руке и с бриллиантами в кармане? Наверное, потому, что у него имелись кое-какие подозрения… А если точнее, то ему временами казалось, что миссис Джулиана Мертон заслуживала… чего-то лучшего. Да, он восхищался этой женщиной, сумевшей самостоятельно вести свое дело после смерти мужа. Восхищался ее умом и решительностью. Более того, теперь он даже начинал стыдиться своей праздной жизни. Очевидно, ему следовало всерьез заняться собственным поместьем.
Впрочем, как им заняться? Ведь он даже не мог посетить свое поместье, так как обещал матери не приезжать туда.
Значит, выходило, что он восхищался Джулианой, глубоко уважал ее, — но был слишком плох для нее?
От этой мысли маркиз еще больше помрачнел и потянулся к графину с бренди. Услышав какой-то шум, он на мгновение замер и проворчал себе под нос:
— Неужели мальчишки-слуги снова затеяли какую-то игру?
Прошло еще несколько секунд, и он услышал громкий женский голос. Причем голос показался ему знакомым.
— Я должна видеть его светлость! — кричала какая-то женщина.
И тут же послышался голос Питера:
— Нет-нет, подождите. Вы сначала должны поговорить с Мел, а она…
— Не нужна мне никакая Мел! Я хочу видеть лорда Чейза.
— Он сейчас занят, понятно? И он очень рассердится, если увидит вас.
Кейн откинулся на спинку кресла и налил себе бренди. Конечно же, к нему явилась какая-то молоденькая проститутка, ведь он давно уже имел репутацию человека, к которому можно обратиться за помощью. Но почему же она не захотела говорить с Мел? Ведь именно экономка обычно занималась такими делами…
Тут послышалась какая-то возня, а затем — вопль Тома:
— Она ударила меня зонтиком, Пит!
Проститутка с зонтиком? Очень странно…
Весьма заинтригованный, Кейн поднялся с кресла и вышел в холл. Увидев юное создание в муслиновом платье, он почти сразу понял, что эта девушка вовсе не проститутка. Скорее она походила на прислугу откуда-то из провинции. И, судя по всему, довольно долго ехала в дилижансе, так как ее платье казалось сильно помятым.
— В чем дело, мальчики? — спросил маркиз, обращаясь к слугам.
А девушка — она была совсем юная, лет пятнадцати или шестнадцати — оттолкнула Тома и вдруг воскликнула:
— Ой, Джон?! Да-да, Джон!
Никто, кроме младшей сестры, не называл его этим именем, данным ему при крещении.
Но как же так? Неужто это действительно Эстер? Ведь она почти ребенок.
— Эстер, ты? — пробормотал Кейн.
Она бросилась к нему и раскрыла объятия.
— Эстер… моя маленькая Эсти!.. — Прижав сестру к груди, Кейн почувствовал, что на глаза его навернулись слезы.
Глава 11
— От тебя пахнет вином, Джон! — заявила сестра, отстранившись и строго взглянув на него. Потом вдруг улыбнулась и спросила: — А можно и мне немного выпить?
Кейн уставился на сестру с искренним удивлением. Возможно, он многого не знал о благовоспитанных юных леди, но все же ему казалось, что они не употребляют спиртное. Тем более — леди, воспитанная Праведным маркизом и его благочестивой супругой. Хотя с другой стороны… Очень может быть, что жизнь с матерью довела сестренку до бутылки.
— Разумеется, нет, дорогая, — ответил маркиз. — Я попрошу Мел, чтобы принесла нам чаю. Или лимонада? Ты не голодна?
— Да, немножко, — кивнула Эстер.
Кейн тут же приказал Тому принести легкую закуску в утреннюю гостиную. Затем внимательно посмотрел на сестру.
— А что, ты пьешь вино? — спросил он сестру.
— Нет, никогда, — ответила Эстер, переступая порог гостиной. — Но очень хотелось бы попробовать. Знаешь, мне многое хотелось бы попробовать.
«Очевидно, у нас с сестрой много общего», — подумал Кейн, мысленно улыбнувшись. Взяв ее плащ и шляпку, он бросил их на диван, затем окинул сестру внимательным взглядом. Она и впрямь была одета как горничная, но было ясно: с годами Эстер превратится в настоящую красавицу. Волосы у нее были чуть темнее, чем у него, а вот глаза — такие же ярко-голубые. Фигурка же была изящная и стройная, едва сформировавшаяся.
— Как ты добралась сюда? — спросил маркиз.
— На дилижансе.
— А почему решила приехать?
— Разве ты не понял мое письмо? — Эстер взглянула на него с упреком. — Видишь ли, мать читает все мои письма, поэтому я не могла написать больше. Но я ведь знаю, какой ты умный… И думала, что ты поймешь…
Кейн тяжело вздохнул:
— Сожалею, дорогая… Я не поверил, что у тебя что-то серьезное… Наверное, я ошибся.
Она кивнула:
— Да, ошибся.
— Тогда расскажи мне обо всем.
— Мать хочет выдать меня замуж за мистера Дичфилда.
— Что?! — изумился Кейн. Он мог бы сказать много нелестных слов о своей родительнице, однако у
