Осмелюсь ли тебе задать вопрос?» Сказала: «Задавай». Я произнес: «Давно, твой прах, у ног твоих лежу. Давно, твой раб, я за тобой слежу. Веселье, скука и печаль — равно В твоих очах открыты мне давно. Ты сердцем сердцу моему близка. Я понял, что гнетет тебя тоска. Ее причина названа давно: Нам скрыть разлуки язву не дано. Недаром ты, мучений не стерпев, Переложила боль свою в напев! Ты превратила в песню горький плач, — Но от меня своей тоски не прячь. Ты сердце сердцу близкому излей, Быть может, сердцу станет веселей, Быть может, исцелю я твой недуг, Я тайну сохраню, как верный друг». Подумав, так ответствовала мне Красавица, подобная луне: «Лишь правда украшает наш язык. Ты к правде близок. В тайну ты проник. Остановись и друга пожалей, Не требуй откровенности моей, Не то страданья увеличишь ты, Тьму бедствий на меня накличешь ты! Поведать, как терзаюсь я, любя? Не вижу в этом пользы для тебя! Одно из двух: иль с нами ты живи, Иль прекрати расспросы о любви. Узнаешь тайну, — голову склоня, Покинуть должен будешь ты меня. От друга ничего не утаю, Но друг покинет родину свою». Был приговор красавицы суров. В расстройство я пришел от этих слов. По целым дням задумчив и уныл, По городу без цели я бродил. Я мучился, хотелось мне проклясть Изгнанья страх и любопытства страсть, Но жаждал я в ее проникнуть песнь, Но жаждал я понять ее болезнь. Терзаясь так меж двух ужасных зол, Войдя в гарем, я разговор повел: «Я изнемог, печален и угрюм, Одна лишь дума заняла мой ум, Узнать хочу я про твою беду, Потом, куда прикажешь ты, пойду». Воскликнула прекрасная луна:
