Старый Джорджи допустил, вишь, рок'вую ошибку, он напомнил мне о первом предсказании, полученном мной в Ночь Сновидений. Если руки горят, оставь эту веревку, не разрезай. Решение мое было, вишь, предопределено: руки у меня горели, стало быть, это и была та веревка, к'торую Сонми в'лела мне не разрезать.
Лезвие со звоном ударилос' о землю, время сдвинулос' с мертвой точки, и мильоны рук и воплей этой дьявольской вьюги колотили-разрывали меня, но не могли сбросить с ограды, не, каким-то образом мне уд'лос' втянуть наверх Мероним, а потом спуститься с другой стороны и помочь спуститься и ей тож', да так, шо все кости у нас осталис' целыми. Опираяс' на эту яростную, смешивающую тьму с белизной снежную бурю, мы пробиралис' обратно к поселку 'строномов, мы шаталис' и еле в'лочили ноги, и, когда дошли, были скорее замерзшими, чем живыми, но, милостью Сонми, там нас ждала огромная вязанка сухих дров, и мне как-то удалос' развести костер, и этот костер, клянус' вам, еще раз спас нам жизнь. Мы растопили лед, а воду довели до кипения, отогрели свои кости и, как то'ко могли, просушили свои меха-одежды. Г'ворить мы совсем не разг'варивали, слишком уж заледенели и утомилис'. Сожалел ли я, шо оттолкнул Старого Джорджи?
Нет, ни тогда, ни теперь. С какой бы целью ни восходила Мероним на эту проклятую вершину, я не верил, шо она когда-ни'удь предаст хоть кого-ни'удь из жителей Долин, а то, шо с Долинами сотворили Коны, случилос' бы рано аль поздно по-любому. В ту первую ночь после вершины это пребывало в области будущего. После еды моя подруга достала нам из своей сумки по лечебному камешку, и мы погрузилис' в лишенный сновидений сон короля 'строномов.
В общем-то, возвращение в Долины тож' не было безмятежной прогулкой, не, но се'дня вечером не хватит времени, шоб рассказать обо всех приключениях. Мы с Мероним почти не разговаривали, нас теперь связывало шо-то вроде доверия-понимания. Мауна-Кеа приложила все свои проклятые силы, шоб нас убить, но вместе мы устояли против нее. Я п'нимал, шо Мероним находилас' далеко-далеко от своей собственной семьи, от своего племени, и у меня сердце кровью обливалос' из-за такого ее одиночества. На третий вечер нас в своем гарнизонном жилище приветствовал Авель, и тут же была послана весточка в Бейли, шо мы вернулис'. У всех был один-единственный вопрос: Шо вы там видели, наверху? Там, г'ворил я, стоят замки с утраченной Смекалкой и костьми, заброшенные и безмолвные. Но я ни словом не обмолвился ни о короле 'строномов, ни о том, шо рассказала мне Мероним о Падении, ни в особенности о своей стычке со Старым Джорджи, не, не раньше чем прошли годы и годы.
Я понимал, поч'му Мероним не г'ворила всей правды об острове Предвидения и о своем племени. Люди верят, шо мир устроен так, и если ты г'воришь им, шо он устроен не так, то обрушиваешь кровлю им на голову, а может, и на свою собственную.
Старушка Молва разнесла новость, шо Закри, к'торый спустился с Мауна-Кеа, уже не тот Закри, к'торый на нее поднимался, и, полагаю, вполне справедливо, не бывает таких путешествий, шо не меняли бы т'я хотя бы отчасти. Кузей Коббери признался мне, шо па и ма по всем Девяти Долинам предостерегали своих дочерей, шоб они не шалили с Закри из жилища Бейли, пот'му шо они считали, шо я, наверное, заключил сделку со Старым Джорджи, шоб ускользнуть из того ядовитого места, сохранив свою душу в черепе, и это предположение, хоть и не было совершенно прави'ным, не было и полностью неверным. Джонас и Сусси больш' не посмеивалис' надо мной, как раньше. Но Ма, увидев нас дома, расплакалас' и обняла меня — Маленький мой Закаман, — и козы мои мне обрадовалис', и Кэткин ничуть не изменилас'. Она и ее приятели по школьной придумали новую игру, Закри и Мероним на Мауна-Кеа, но Аббатисса велела им в нее не играть, пот'му шо в наши времена притворство может п'ресилить сущность. Чудесная была игра, сказала Кэткин, но мне ничуть не хотелос' знать ее правил и чем она заканчивается.
Мало-помалу набухла последняя луна Мероним в Девяти Долинах, и пришла пора Обмена в Хонокаа, самого большого собрания народов Наветренной стороны, всего раз в год оно назревает под луной урожая, так шо на протяжении многих дней мы усердно работали, ткали одеяла из козьей шерсти, к'торые в нашем жилище были лучшим предметом обмена. Теперь, с тех пор как убили моего Па, мы добиралис' до Хонокаа группами по десять человек и более, но в том году нас было вдвое больш' из-за особого добра Предвидящих, к'торое мы получили бла'одаря тому, шо у нас гостила Мероним. Для всего сушеного мяса, кожи, сыра и шерсти имелис' ручные тележки и вьючные мулы. Уимоуай и Розес собиралис' разжиться травами, к'торые не росли в окрестностях Долин, но к тому времени Розес миловалас' с Коббери, и меня это вполне устраивало. Я желал своему кузею удачи, пот'му шо он оч' нуждался в удаче, а также в кнуте, железной спине и всем таком прочем.
На п'реправе у Слуши мне пришлос' вынести зрелище того, как ездоки возлагают свежие камни на курган моего Па, таков был наш обычай, а у Па была целая куча другов-братеев, к'торые по-настоящему его любили. А вверху на Мауна-Кеа тот дьявол правил свои когти на точильном камне, шоб угоститься этим трусливым лжецом, ей. После Слуши следовал зигзаг на Квиквихеле. Одна ручная тележка сломалас' и накренилас', продвижение было таким медленным-томи'льным, ей, шо давным-давно миновал полдень, прежде чем мы достигли заброшенной деревушки в дальнем конце. Мы, молодые, взобралис' на кокосовые деревья, шоб подкрепиться, и, ясный пламень, все были рады этому молоку. Когда мы направилис' на юг по раскрошившейся дороге Древних к городу Хонокаа, океанский бриз посвежел и настроение у всех улучшилос', и мы, шоб скоротать время, рассказывали друг другу разные истории, притчи и небылицы, причем рассказчик усаживался задом нап'ред на идущего вп'реди осла, шоб все могли его слышать. Род'рик развлек нас сказкой о Рудольфе с красным обручем, угонявшем коз, и страшной пике железного Билли, а Уолт спел любовную песню «О Салли из Долин-от», хотя мы забросали его палками, пот'му шо он жутко обошелся с этой веселой мелодией. Потом дядюшка Биз попросил Мероним познакомить нас со сказками Предвидящих. Такт-другой она пок'лебалас' и сказала, шо сказки Предвидящих слишком уж изобилуют сожалением и чу'с'вом утраты, а пот'му не будут добрым предвестием для такого погожего денька накануне Обмена, но она может рассказать нам сказку, к'торую слышала от жителя выжженной земли в далекой- далекой ст'роне под названием Панама. Мы все согласилис', вот она и уселас' на п'реднего осла и рассказала нам короткую и милую сказочку, к'торую сейчас я вам п'рескажу, так шо все заткнитес' и п'редайте свежую чашку выпивки, пот'му шо в глотке у меня все п'ресохло, горло так и горит.
Давным-давно, когда случилос' Падение, люди забыли, как доб'вать огонь. О, ужасно плохо пошли у них дела, ей. Наступает ночь, люди нич'о не видят, приходит зима, они нич'о не могут согреть, занимается утро, они нич'о не могут пожарить. Так шо племя отправилос' к Мудрецу и попросило: О Мудрец, помоги нам, вишь, мы забыли, как доб'вать огонь, и, о, горе нам и все такое.
И тогда Мудрец призвал к себе Ворона и пов'лел ему так: Полетай через этот безумный-бурный океан к Могучему Вулкану и на его лесистых склонах найди длинную палку. Возьми эту палку в клюв, полетай в жерло Могучего Вулкана и опусти ее в озеро пламени, к'торое пузырится-плюется в том огненном месте. Потом принеси горящую палку обратно сюда, в Панаму, шоб люди снов' вспомнили огонь и вспомнили, как его доб'вать.
Ворон повиновался Мудрецу и полетел через этот безумный-бурный океан, пока не увидел, как неподалеку курится Могучий Вулкан. Он по спирали спустился на его лесистые склоны, поклевал крыжовника, напился из прохладного ручья, дал небольшой отдых своим усталым крыльям, потом поискал- нашел длинную еловую палку. Один, два, три подъема к вершине сделал Ворон, держа палку в клюве, и вниз, в серное жерло Могучего Вулкана обрушилас' эта не'страшимая птица, ей, в последний такт взмахнув крыльями, шоб остановить падение, и протащив эту еловую палку через расплавленный огонь, хвуууу-ууу- уууш, она загорелась! Вверх полетел Ворон от пышущей жаром лавы, вылетел наружу из кратера и, с горящей палкой в клюве, направился, ей, в сторону дома. Он тяжело взмахивает крыльями, а палка горит, и дни проходят. Сыплется град, чернеют облака, о, огонь лижет палку все выше, глаза выедает дым, перья похрустывают, клюв горит… Больно! — каркает Ворон. Больно! Так вот, бросил он палку аль нет? Помним мы, как доб'вать огонь, аль нет?
Теперь вы понимаете, сказала Мероним, ехавшая задом нап'ред на п'реднем осле, шо это не о Вороне аль огне, это о том, как мы, люди, обретаем силу своего духа.
Я не г'ворю, шо в этой сказочке целый мешок смысла, но я всегда ее помнил, да и время нынче такое, шо чем меньше смысла, тем его больше. Как бы там ни было, день умирал, укрываяс' дерном облаков, а мы
