Мероним его даж' не слышала. Ты шо, веришь, шо она твоя родственница? — горестно взывал он ко мне. Ишо твои истины порождены лишь «тонким-жидким воздухом»?И я тож'? Ну, облегчение я испытал в следу'щий такт, когда открылас' дверь обзвер'тории. Ни призраки, ни их колкие истины не могли, вишь, последовать за нами внутрь, полагаю, это Смекалка заставляла их оставаться снаружи.
Так оно и продолжалос' целый день, ей. Большинство обзвер'торий оч' походили на первую. Предвидящая открывала их и обследовала вместе со своим оризоном, по большей части забывая, шо я был рядом. Ну а я просто сидел и дышал этим очищенным Смекалкой воздухом, пока она не управлялас' со своим делом. Но когда мы шагали между зданиями, булыжники хором обрушивалис' на меня, вопя Иуда! и Вьючный мул! и К'рабельный раб! Призраки жителей Долин убеждали меня, не размыкая замерзших губ, ей: Она не твоего племени! И даж' не твоего цвета кожи! и там и тогда, о, они безмерно меня пугали, признаюс' в этом здесь и сейчас.
Подозрения меня прост'-таки разлагали.
Никто из Предвидящих никогда не был откровенен с жителями Долин, и в тот день я понял, шо Мероним не отличается от остальных. Когда мы добралис' до последнего здания, булыжники заменили г'лубое небо тревожным серо-гранитным. Мероним пояснила мне, шо это была не обзвер'тория, но ген'ратор, к'торый вырабатывал магическую силу Смекалки, называемую 'лектричеством и приводившую в действие все это место, как сердце приводит в действие тело. Она восхищалас' машинами и всем прочим, но я лишь чу'с'вовал себя одураченным-преданным из-за того, шо был ослеплен этой К'рабельщицей с тех пор, как она протолкалас' в мое жилище. Я не знал, шо мне делать и как помешать ее замыслам, но у Джорджи были свои замыслы, будь он проклят.
Внутри здания ген'ратора было совсем не так, как в остальных зданиях. Предвидящая расцвела от восторга, когда мы ступили в отдающиеся эхом помещения, но я не. Вишь, я знал, шо мы там были не одни. К'рабельщица, конечно, мне не верила, но в самом большом пом'щении, где безмолвно стояло могучее железное сердце, было шо-то вроде трона, окруженного столами с маленькими оконцами, цифрами и всем таким прочим, и на этом троне под сводчатым окном горбился умерший жрец Древних. Предвидящая тяжело сглотнула и вгляделас' поближе. Главный 'строном, я полагаю, негромко сказала она, должно быть, он покончил с собой, когда наступило Падение, и запечатанный воздух спас его тело от разложения. Жрец- король, а не главный 'строном, подумал я, в таком-то чудесном дворце. Она принялас' за работу, запоминая каждый дюйм этого гнетущего места своим оризоном, а я тем временем приблизился к этому жрецу-королю из мира совершенной Цив'лизации. Волосы его были спутаны, ногти загнулис', шо крючья, а лицо за множество лет основа'льно сжалос'-провисло, но небесные одежды оставалис' нарядными-свежими, в ушах висели сапфиры, и он напомнил мне дядюшку Виза, ей, такой же поросячий нос.
Слушай меня, житель Долин, заг'ворил покончивший с собой жрец-король, ей, слушай. Мы, Древние, были больны Смекалкой, и Падение было нашим излечением. Предвидящая не знает, шо она больна, но, ей, она правда больна. Через стекло в сводчатом окне видны были волны снега, метавшиеся-вертевшиеся и затмевавшие солнце. Отправь ее спать, Закри, иначе она и ей подобные принесут эту свою з'морскую болезнь в твои прекрасные Долины. Здесь я хорошо присмотрю за ее душой, не беспокойся. К'рабельщица двигалас' поодаль со своим оризоном, напевая усыпальницу Предвидящих, к'торой она обучила Кэткин и Сусси. Мысли мои тикали, шо часы. Разве убить ее не было варварством-дикарством?
Нет пра'льного аль непра'льного, поучал меня король 'строномов, есть лишь спасение твое племени аль предательство его, ей, лишь сильная воля аль слабая. Она никакая не богиня, она всего то'ко кровь и сосуды.
Я сказал, шо не могу, шо молва заклеймит меня как убийцу и Аббатисса созовет собрание, к'торое изгонит меня из Долин.
О, подумай, Закри, насмехался король. Х'рошенько подумай! Как сможет узнать об этом молва? Молва скажет: «Известная всем чужеземка не обратила внимания на наши слова-обычаи и самовольно вторгалас' на Мауна-Кеа, а храбрый Закри пошел с ней, шобы поп'таться за ней приглядеть, но оказалос', шо у нее не было так много Смекалки, как она думала».
Такт проходил за тактом. Хорошо, ответил я реши'льно и беспощадно, я проткну ее гарпуном, как то'ко мы выйдем наружу. Король довольно улыбнулся и больш' ничего не г'ворил. Наконец моя жертва спросила, как я чу'с'вую. Прекрасно, отозвался я, хотя мне было не по себе, вишь, я не убивал никого крупнее коз, а вот теперь п'обещался убить человека, Предвидящую. Она сказала, шо нам надо поторапливаться, пот'му шо она не хочет, шоб нас там повязала вьюга, и повела меня к выходу.
Снаружи оказалос', шо булыжники умолкли под снегом, к'торого насыпало по щиколотку. Одна снежная буря миновала, но другая, больше первой, была на подходе, так я думал.
Мы шагали к стальным в'ротам, она держалас' вп'реди, а я стискивал в руке гарпун Джонаса, проверяя его остроту большим пальцем.
Давай! — приказали все камни-убийцы на Мауна-Кеа.
Промедлением ничего низзя было выгадать, нет. Я беззвучно прицелился в затылок Предвидящей, и Сонми сжалилась над моей душой, я швырнул это хищное орудие изо всех сил.
Не, я не убил ее, вишь, в ту долю мгновения, шо отделяла прицеливание от броска, Сонми сжалилас' над моей душой, ей, и гарпун пролетел высоко над стальными в'ротами. Мероним даж' не поняла, шо ее череп был едва не насажен на вертел, но я-то прекрасно п'нимал, шо меня од'левал своими чарами дьявол Мауна-Кеа, ей, все мы знаем его имя, будь он проклят.
Ты то-то там увидел? — спросила Мероним после того, как гарпун унесся за ограду.
Да, соврал я, но там никого не было, не, это прост' проделки этого места.
Мы уходим, сказала она, мы уже уходим.
Мне, вишь, удалос' п'рехитрить Старого Джорджи, без гарпуна у меня не было чем быстро-резко убить ее, но он не стал просто ложиться и смотреть на мою победу, не, уж я-то знал этого старого хитрована.
Когда я взбирался но веревке, держа сумку Мероним, Мауна-Кеа, вздохнув полной грудью, взвыла и так вскружила снег, шо я плохо различал землю, десять ветров раздирали нам лица, а пальцы у меня закоч'нели, и я на полпути кверху соскользнул на четверть пути книзу, и веревка ожгла мне руки, но я наконец взобрался на гребень в'рот, таща с собой сумку с добром Предвидящих в пронзаемых болью, пылающих и ободранных ладонях. Мероним была не так быстра, но до верха ворот ей оставалос' уже немного, когда время 'незапно остановилос'.
Время остановилос', ей, вы услышали правильно. Для Целого Мира, кроме меня и некоего хитрого дьявола, ей, вы знаете, кто с чванливым видом шел ко мне по стене, когда время… прост' остановилос'.
Снежинки пятнышками повисли в воздухе. Старый Джорджи с шелестом отмел их в сторону. Я п'тался урезонить тебя, Закри, упрямец ты этакий, теперь мне придется прибегнуть к предупреждению, предсказанию и пов'лению. Достань свое лезвие и п'рережь эту веревку. Его нога коснулас' веревки, державшей застывшую во времени Мероним. Внизу было шесть метров пустоты. Может, падение и не убьет ее, когда я снова позволю времени течь, Старый Джорджи видел, шо меня од'левают сомнения, но эти скалы внизу п'реломают ей ноги и позвоночник, и этой ночи она не п'реживет. Я дам ей время п'размыслить о ее преступлениях.
Я спросил, поч'му бы ему прост' не убить Мероним самому. «Поч'му-поч'му?» — п'редразнил меня Старый Джорджи. Мне надо, шоб это сделал ты, вот и все тебе «поч'му». Вишь, если ты не п'рережешь эту веревку, то в пределах трех лун вся твоя д'рогая семья умрет, клянус' тебе! Клянус', так оно и будет. Так шо у тебя есть выбор. С одной ст'роны, у тебя есть Храбрая Ма, Сильная Сусси, Смышленый Джонас, Милая Кэткин, все мертвые. Закри-Трус будет жить дальше, и до самого смертного часа его будет терзать-когтить раскаяние. С другой ст'роны, у тебя одна мертвая чужеземка, по к'торой никто не будет плакать. Четверо любимых против одной нелюбимой. Могу даж' поколд'вать и привести Адама от Конов.
Мне было не отвертеться. Мероним должна была умереть. Ей, тебе не отвертеться, парень. Считаю до пяти…
Я достал свое лезвие. Сквозь корку, покрывавшую мою память, пробилос' семя, и семенем этим было слово, к'торое то'ко шо произнес Джорджи, предсказание.
Быстро-резко швырнул я свое лезвие вслед за гарпуном и вз'лянул этому дьяволу прямо в его ужасные глаза. Он был удивлен-озадачен, а в умирающей его улыбке таился целый ворох темных смыслов. Я плюнул в него, но плевок мой вернулся ко мне бум'рангом. Поч'му? Я шо, обезумел-ополоумел?
