– Да, – просто ответила я.
– А та, другая девушка, о которой упоминалось...
– Шурочка? Шурочка просто несчастная женщина с несложившейся личной жизнью, у нее свои проблемы... У нее был роман с Мельниковым в школьные годы, но потом, после болезни, она бросила его. Теперь ты понимаешь, что настоящая преступница сидит перед тобой?
Леша молча прижал меня к себе.
– Ты понимаешь, какие подлые, глупые женщины существуют на свете?
Вместо ответа он вдруг приблизил свое лицо и поцеловал меня, на несколько секунд я как будто потеряла сознание.
– Господи! – сказала я с ужасом. – Что же ты делаешь, Леша? Как ты можешь со мной, после всего того, что я тебе только что рассказала...
– Вопрос только в одном, – весело заявил он. – Вопрос только в одном – неприятен я тебе или нет?
– Нет, да... я об этом не думала. Я не знаю!
– Тогда надо еще раз повторить попытку.
Он опять обнял меня, и от следующего поцелуя я едва не умерла. Потому что мне показалось, будто я опять предаю Митю, и потому что не хотела, чтобы поцелуй этот закончился.
– Нет, я не могу! – сказала я, отталкивая от себя Алексея. – Ты очень славный, но...
– Но почему? – Он продолжал тянуться ко мне.
– Не могу! – в отчаянии воскликнула я.
– Неужели до сих пор чувство вины...
– До сих пор? – рассмеялась я. – Леша, голубчик, оно – навсегда!
– Я так и думал! – с досадой бросил он. – Я так и думал, что ты специально отгородилась от всего мира, чтобы заниматься самоедством. Ты настоящая извращенка!
– Что-о?
– Извращенка ты! Я же тебе нравлюсь, ты отвечаешь на мои поцелуи, тебе просто смерть как хочется отдаться мне, вот здесь, прямо на этих трубах...
Особо раздумывать я не собиралась – размахнувшись, от души я влепила ему пощечину. Я не хотела, чтобы его слова были правдой!
– Никогда, никогда больше...
– Послушай, ведь ты не можешь всю жизнь ходить в трауре и корить себя за то, что в юности была влюблена в какого-то психа...
– В юности он не был психом!
– Да плевать... Что плохого в том, что ты хочешь вновь любить? Ты живая, ты из плоти и крови, и твоя душа...
– Не надо про мою душу!
– Ты боишься! Ты сама себе боишься признаться, что тебе приятно, когда я...
– Все, хватит, не хочу тебя слушать! – Я вскочила и бросилась прочь, мысленно давая себе слово, что больше не позволю ему приблизиться к себе.
– Таня, стой! – Он бежал за мной.
– Нет, это был наш последний разговор... – на ходу, не оборачиваясь, вскрикнула я.
– Ладно, будь по-твоему, только ответь мне еще раз: ты ему сказала: «Только смерть разлучит нас с Митей» – и Серж пошел и убил его? Вот так сразу?
– Да, – ответила я, задыхаясь. – Он пошел и убил.
Потом, прокручивая мысленно наш с Алексеем разговор, я вдруг вспомнила, что назвала Шурочку несчастной женщиной. Да, с точки зрения обывателя, ее можно было назвать человеком с несложившейся судьбой, но теперь же никто так убого не судит!
Не так давно, зимой, она была у меня – очаровательная, в новенькой модной шубке, с хорошенькой стрижкой, очень молодившей ее. Кажется, она даже пыталась развеселить меня, приободрить – по-своему, разумеется, но ведь пыталась... Я была совершенно не права, представив ее Алексею как несчастную. Люди, у которых проблемы, так откровенно не веселятся. Несчастная женщина – это я.
«Да, я несчастна, – сказала я себе, глядя в зеркало на свое холодное, какое-то прозрачное лицо. – И становиться счастливой не собираюсь».
Через несколько дней позвонил Алексей. Суховатым, деловым тоном он предложил встретиться.
– Я хочу тебе кое-что показать.
– Показать? – испугалась я. Сумасшедшая мысль пришла мне в голову – я вдруг подумала, что он хочет мне показать тот самый нож, который Мельников вонзил в Митю, но потом отбросила ее в связи с очевидной бредовостью.
– Ты что, по-прежнему занимаешься своим так называемым расследованием? – осторожно спросила я.
– Да, так называемым...