незаурядного, сильного, но уже пропащего.

– Не отвечайте... – прошептала на ухо Михайловскому Тоня. – Это он, Телятников!

– А зачем он вам? – спросил отец Стратилат, поправляя на носу очки, словно стремясь получше разглядеть стоящих перед ним людей.

– Послушайте, батюшка, отвечайте по существу... – недовольно произнес Телятников. – Мы люди занятые, времени у нас мало.

– Да вот он! – хрипло сказал другой всадник – бородатый, с цыганским блеском в черных глазах, указывая на Михайловского пальцем. – Ей-богу, он это, Никитка! Я в городе его видел, он в гостинице жил...

Лицо этого персонажа было смутно знакомо Михайловскому. Действительно, и он его видел... Но что же это получается – следили за ним, за Даниилом Михайловским, что ли? Кому он нужен? Или все-таки кое-кто верит, что он способен найти легендарное золото?..

– Это я, – холодно сказал беллетрист. – Зачем я вам нужен, господа?

Лошадь под Телятниковым нетерпеливо переступала копытами. Тоня спряталась Михайловскому за спину, и он чувствовал ее теплое дыхание у себя между лопаток.

– Я прошу вас поехать с нами, – надменно-весело произнес Телятников.

– Сейчас?

– Да, сейчас! Ради вас дрезину держим. А в Шарыгине у нас машина – следующим вечером уже в городе будем. А там – как раз на Москву самолет... Ну?..

– Что – ну? – с раздражением сказал Михайловский. – Я не понимаю, зачем и кому понадобилось выдворять меня? Я же никому не мешаю! Я работаю здесь...

– В Москве у себя работайте, вот что! – хрипло закричал бородатый. Другие всадники молчали и только усмехались. – Мы вас по-хорошему пока просим!

Тоня ойкнула и еще сильнее уткнулась в Михайловского.

– Вы не имеете права! – вдруг рассердился отец Стратилат и застучал своим посохом в землю. – Тоже мне, хозяева жизни!

– А вы, батюшка, помолчите, вас никто не спрашивает... – брюзгливо отмахнулся от старика Телятников.

– Я никуда не поеду, – все так же холодно сказал Михайловский.

– Вот дрянь какая... – сплюнул бородатый. – Да кто тебя спрашивать будет! Ишь, сует тут везде свой нос, разнюхивает... Нечего у нас разнюхивать! Мы лучше других живем!

Михайловский решительно ничего не понимал. Если этих людей не интересует судьба спрятанного золота, то что им от него надо?..

– Даниил Петрович ведет тут научные изыскания! – пискнула из-за его спины Тоня. – Он ничего плохого не делает!

– Ой, это кто там голос подает... Мышка-норушка?.. Птичка-невеличка?.. – преувеличенно засюсюкал Телятников. – А, это девица-красавица, зазноба нашего гостя!

Он спрыгнул с коня, молодецкой походкой прошел мимо Михайловского, Тони и отца Стратилата, распахнул дверь церковной сторожки. Тускло мерцал внутри огонек керосиновой лампы, освещая все помещение от пола до потолка – ряды книг и бумаг – и отражался оранжевыми бликами от позолоты церковной утвари.

Михайловскому стало не по себе – на самом видном месте лежал раскрытый дневник прапорщика Гуляева. Но Телятникова дневник совершенно не заинтересовал. Он скинул его на пол, потом одним движением смахнул книги с одной из полок.

– Что вы делаете! – рванулся к нему Михайловский.

– Молчи, писака... Приехал сюда хорошим людям жизнь портить... Катись в свою Москву!

– Вон! – задрожал отец Стратилат и попытался стукнуть Телятникова по лбу своим посохом. – Вон отсюда, нечисть!

– Не сметь руки распускать! – заорал воевода, едва уклонившись от посоха. – Ишь... Кольша, Гарик, а вы чего смотрите!

Михайловский почувствовал, как кто-то сзади схватил его за руки и попытался их скрутить. Он рванулся, двинул изо всех сил локтем в бородатую физиономию.

– О-ой, га-ад... Никитка, он мне нос сломал!

– Пустите меня! – Михайловский услышал, как визжит Тоня.

– Ироды проклятые... Вон отсюда! – размахивал посохом отец Стратилат и, похоже, довольно успешно – вдруг Телятников схватился за голову и присел.

– Кольша, Гарик!

– Никитка, она царапается...

Михайловский ударил кого-то – то ли Кольшу, то ли Гарика, уже не разобрать.

– Убью!

– А-а-а...

– Никитка!

Происходящее напоминало сон. Сон, постепенно переходящий в кошмар... Михайловский увидел, как один из дружинников ударил отца Стратилата – тот упал. Попытался потом подняться и не смог. Очки упали с носа старика – кто-то тут же наступил на них, хрустнуло стекло под тяжелыми сапогами.

– Тоня, беги! – с клокочущей в груди яростью Михайловский оттолкнул от девушки Телятникова. – Беги отсюда!

Тоня метнулась в темноту. Михайловский метнулся к старику, но тут его кто-то с силой ударил сзади по шее. Он упал, но тут же вскочил. Подхватил посох и изо всех сил стукнул бородача. Потом ему под руку попались Кольша с Гариком...

Михайловский возликовал – он был явно сильнее своих врагов и, кажется, побеждал...

– Мы ж тебя по-хорошему... А ты... – заорал Телятников, держась за голову и раскачиваясь. Огляделся вокруг безумными глазами и совершенно сознательно смахнул рукой керосиновую лампу на ворох рассыпавшихся в сторожке бумаг.

Огонь вспыхнул моментально – Телятников едва успел выскочить наружу, во двор.

Михайловский остолбенел.

Он не верил собственным глазам.

Дневник прапорщика Гуляева!

Огонь вовсю полыхал в церковной пристройке, искры летели наружу, языки пламени весело лизали темно-синее небо. Огонь смеялся над Михайловским, он пожирал его честолюбивые планы, уничтожал все его надежды.

Найти легендарный дневник, и тут же его потерять! Прочитать первые страницы, но так и не узнать, чем он заканчивается, в самом ли деле в нем была заключена тайна «белого» золота...

Когда Даниил Петрович Михайловский, модный писатель, столичный историк, холодный эстет и угрюмый сноб, увидел, как огонь пожирает дело всей его жизни, то потерял разум. Он забыл, кто он, он превратился в зверя.

Он хотел уничтожить Никиту Телятникова.

Он хотел убить человека...

Ударил воеводу кулаком в челюсть – тот отлетел назад и упал на спину, потом отшвырнул от себя Кольшу с Гариком, которые бросились на подмогу своему командиру, и схватил камень – большой, увесистый, от развалившейся ограды. Замахнулся, намереваясь размозжить Телятникову голову.

Тот перекатился в сторону, судорожно рванул из-под себя ружье, прицелился, полулежа...

Все это длилось какие-то доли секунды на фоне разбушевавшегося огня. Михайловский жаждал отомстить за свои сожженные надежды, за Тонин страх, за отца Стратилата – и о последствиях не думал. Он хотел убить Никиту Телятникова, и все тут.

Но Михайловский успел сделать всего лишь один шаг. Выстрела он не слышал – из-за треска и гудения огня, криков и некоей отстраненности собственного сознания. Он только увидел, как дернулось ружье в руках Телятникова, а потом ощутил удар прямо в грудь.

Камень как-то чересчур легко выскользнул у него из рук, и Михайловский упал, удивляясь собственной