– Бросит! – яростно возразил Прахов. – Я это точно знаю! А тебе – тебе разве не нужен Данька?.. Если Ева оставит его, он снова к тебе вернется. Ведь так?..
– И что ты предлагаешь? – совершенно буднично спросила Ива. Отчего бы не пофантазировать, в самом деле.
– Я предлагаю сорвать экспедицию. Сделать так, чтобы публика осталась разочарованной... Михайловский ни в коем случае не должен найти это дурацкое золото!
– Согласна. Но как это сделать?
– Ну, например, организовать свою кампанию в прессе, придумать заказные статьи...
– Ах, Толик, этим ты сделаешь еще большую рекламу Даниилу!
– Тогда можно подговорить кого-нибудь, чтобы Михайловского похитили, и...
– Толик, это бред! – сурово возразила Ива. – Даже в мыльных операх не используют таких дешевых трюков. Если уж придумывать, то обязательно что-то тонкое, изящное, красивое... Чтобы никто не пострадал, чтобы без криминала и посторонних лиц! Погоди... – Ива неожиданно увлеклась. – А что, если позвонить Мигунову?
– Кому? – уныло спросил Толик.
– Сергею Евграфовичу Мигунову, губернатору Байкальского края – я, кажется, упоминала о том, что он был знаком с моим покойным отцом, а его жена... Минутку! – На Иву снизошло озарение. Она еще пока окончательно не осознала, что именно следует придумать, но уже чувствовала, в каком направлении надо двигаться. – Действовать надо именно через жену Мигунова, как ее там – Елена Михайловна, Елена Дмитриевна... а, неважно! Я попрошу мать связаться с нею – они дружили когда-то и, возможно, до сих пор иногда перезваниваются, и поговорю с этой, как ее там... Якобы я хочу предупредить ее на правах давней знакомой.
– Не проще ли через самого Мигунова? – с сомнением спросил Толик.
– Не проще! Сергей Евграфович сейчас большой начальник, и просто так к нему не пробьешься... Станет он с нами разговаривать! А его жена, насколько я помню, дама очень суровая, и он у нее под каблуком. Помню, до смешного доходило... – засмеялась Ива.
– Это все лирика, дальше! – нетерпеливо подтолкнул ее Прахов. – Что именно ты предлагаешь?
– Надо действовать через жену Мигунова. Надо каким-то образом донести до нее мысль, что поиски Даниила не должны увенчаться успехом...
– Чушь! Ей очень даже выгодно, что у нее под носом откопают золото!
Ива задумалась.
– Вообще, ты прав... Погоди! А если сказать ей, что Даниил Михайловский отправился в эти края вовсе не за золотом, что история с золотом якобы лишь прикрытие для него, а что на самом деле он хочет написать разоблачительную книгу.
– Бред!
– Ничего не бред! Под Мигунова давно копают. Ты новости посмотри – то там отопительный сезон сорвали, то рабочим денег не выплатили, то с китайской диаспорой какие-то проблемы... А у Михайловского – имя. Его вся страна читает, и даже за рубежом его знают! Вон, недаром говорят, что им Нобелевский комитет заинтересовался...
– Бред, – упавшим голосом сказал Прахов.
– Ну, неважно... Словом, если Михайловский напишет что-нибудь нехорошее о Мигунове, то к нему все прислушаются. Если бы Солженицын написал разоблачительную книгу, к его словам бы прислушались?
– Так то Солженицын...
– А Михайловский чем хуже?.. И потом, не имеет значения – прислушаются или нет. Дело в другом – Мигунов должен испугаться визита Михайловского и быстренько выдворить его. Помешать экспедиции, словом.
– А если Мигунов убьет Даньку? – шепотом спросил Прахов. Ива даже не поняла, что в его глазах было больше – страха или надежды.
– Не убьет. Ты что, это ж такой резонанс вызовет! На подведомственной территории убили известного писателя... Мигунов подобной глупости не станет совершать! Все гораздо проще. Даниил приедет туда, а потом, несолоно хлебавши, уедет. Есть тысячи способов, чтобы испортить человеку настроение, разозлить его, заставить сомневаться в своем решении. Это уже задача местных властей... Даниил помыкается там и вернется. И вот тогда уже следует обратиться к журналистам, чтобы они на каждом углу кричали о несостоятельности Михайловского как историка. Да и обращаться не следует – они сами обо всем напишут. Им только дай повод скандал раздуть!
Прахов задумался.
– Знаешь, наверное, тебе действительно стоит связаться с женой Мигунова... Не уверен, что во всем этом будет хоть какой-то смысл, но попробовать можно, – наконец изрек он. Потом положил руку на колено Иве.
– Толик, нет! – Она скинула с себя его руку.
– Ты, наверное, считаешь меня ничтожеством и подлецом, – невесело произнес он. – Вот и Ева... Почему она меня не замечает?.. И ведь не факт, что она бросит Даньку, не факт, что она полюбит меня!
– Тогда зачем же ты все это делаешь? – спросила Ива. – Зачем так хочешь разлучить их?
– Пусть не со мной она будет... Но и не с ним!
– Ах, Толик, Толик. – Ива потрепала его по волосам. – Бедный ты мой!
– Ты тоже бедная, – вдруг произнес он надменно. – Посмотри на себя... Недотрога. Забилась в нору – и вылезать из нее не хочешь! Знаешь, какой твой грех?
– Какой? – мрачно спросила Ива.
– Твой грех – вполовину.
– Что-о? Что это за грех такой? – растерялась она.
– А то, что ты все делаешь ровно вполовину! Вроде любишь – а любовь свою показать не можешь. Вроде ненавидишь – и ненависть свою тоже скрываешь. Симпатичная, молодая еще – а ведешь себя и выглядишь как монашка! Ну раз ты монашка, так иди в монастырь! Не-ет, ты опять же – ни туда, ни сюда... – с отчаянием произнес он.
– Я не понимаю, какой в этом грех... – пробормотала Ива. – Я что, должна из крайности в крайность бросаться?
– При чем тут крайности! Ты хоть раз будь самой собой. Где в тебе страсть? Может, Михайловский тебя потому и бросил, что ты не показала ему, как любишь его, как он тебе дорог... Ты хоть раз в жизни кричала от любви? Теряла голову?
– Да, – вдруг улыбнулась Ива. – Было такое, один раз. Очень стыдно... Я потом себя в руках старалась держать. Не думаю, что мои кошачьи вопли благотворно подействовали на Михайловского.
– Откуда ты знаешь! Может, если б ты все время себя так вела, он бы к тебе по-другому относился... А то опять – ни туда, ни сюда. Сказано же в Библии... Эх, забыл цитату! Но, в общем, вполовину – это грех. Ведь и с Богом так же – надо или верить, или нет. А если ты мнешься и бормочешь – «ну, может быть, Он и существует... Я вот сейчас свечку поставлю на всякий случай... Да, если Он есть, Он мне поможет...» Какая это вера, к чертовой бабушке?!
– Зачем ты обижаешь меня?
– Затем, что хочу тебя расшевелить. Сделай, пожалуйста, то, что мы задумали. Поговори с женой Мигунова...
Прахов резко поднялся и ушел, даже не попрощавшись.
Ива некоторое время сидела неподвижно, потом поднялась, открыла дверцу тяжелого резного шкафа, тоже оставшегося от прежних времен. Тусклое желтоватое зеркало отразило ее – в темно-синей в цветочек кофточке и плотной шерстяной юбке неопределенного цвета (некая смесь серого, коричневого и зеленого). Войлочные боты на меху – очень удобная дачная обувь. «А ведь правда, как старуха...» – едва не заплакала девушка. Но не потому, что была недовольна своим внешним видом, а потому, что не в силах была изменить его. Хотела, но не могла!
«Даниил любил меня и такой. Нет, правда, надо что-то делать – если уж не себя переделывать, так свою жизнь! А вдруг получится...»