стороны грелся бродяжка в рваной одежде, у ног его дрожала тощая ободранная собака с поджатым хвостом. Иногда у костра ненадолго останавливались прохожие, чтобы погреться.
«Как странно... Пройдет всего несколько дней, и я ее увижу. А если она не придет? Господи, сделай так, чтобы она пришла!»
На город медленно спускались фиолетовые сумерки.
– Господа, купите газету! Сенсационная история – ревнивая жена обливает свою соперницу серной кислотой! Жуткие подробности семейной драмы, от которой стынет кровь в жилах!.. – кричал на углу разносчик газет.
Митя постоял еще немного у костра и вернулся в казармы. Гулять ему совершенно расхотелось, он думал только о Соне, о том, увидит он ее или нет.
...Сначала он не понял, что это она. В белом платье на голубом чехле, с широким атласным бантом, завязанным сзади на талии, с румянцем на скулах и серьезным, тревожным взглядом, который метался из стороны в сторону. Но это была она, Соня. «Неужели меня ищет?..»
Митя пробился к ней через толпу.
– Барышня, вы танцуете кадриль? – склонился перед ней прапорщик из первой роты.
– Нет, я занята, – рассеянно ответила она и вдруг увидела Митю. Вспыхнула вся. – Вы!
Они отошли в сторону, встали за колонну.
Первые мгновения Митя не мог произнести ни слова.
– Наконец-то.
– Митя!..
– Послушайте, Соня, мне надо многое вам сказать, – стараясь сохранять на лице спокойствие, произнес он. – Вы должны знать...
– Погодите, здесь очень шумно! – Она подхватила его за руку, повлекла за собой. Они выскользнули из зала. К счастью, в коридоре никого из старших не было.
– Куда? – Митя пытался остановить ее.
– Сюда! – Она потащила его в зимний сад, расположившийся на небольшом застекленном балконе.
– Соня, если нас здесь застанут, и у вас, и у меня будут большие неприятности... – начал Митя, задыхаясь.
Они спрятались за раскидистую пальму, надежно скрывшую их своими широкими листьями.
– А разве вам не все равно? – шепотом спросила Соня.
Митя посмотрел на нее. А потом кивнул.
Она была близко, совсем рядом. От ее волос едва слышно пахло «виолетт-де-парм».
– Митя, помните, вы провожали меня на вокзале? – улыбаясь, спросила Соня. – Помните? А как вы катали меня в лодке?
Из зала доносилась музыка. Мимо, шурша юбкой, прошла полная дама в пенсне.
– Тс-с... Это наша классная дама! – едва слышно прошептала Соня, невольно пригнув голову. – Мы ее зовем Мухой. Она вечно жужжит какие-то нотации...
– Соня, я люблю вас, – одними губами произнес Митя.
Соня беззвучно ахнула и сделала шаг назад.
– Если вам это неприятно слышать, то я больше ни одного слова...
– Нет! – Она протянула к нему руки. – Митя, на самом деле я тоже...
Она замолчала.
– Что тоже? – не слыша собственного голоса, спросил он. Происходящее ничем не напоминало его прошлые романы, в нем не было ничего легкого, веселого, во всем этом была тяжесть, которая расплющивала его всего. Некая невидимая сила...
– Я люблю вас! – сказала Соня и улыбнулась.
Митя медленно взял девушку за руку, прижал ее ладонь к своей груди.
– Как у вас бьется сердце... – восхищенно и испуганно произнесла Соня.
– Соня, у меня нет никого дороже, чем вы. Вы самая прекрасная, самая красивая девушка на свете... Господи, какие банальные слова! – рассердился Митя. – Нет, я, наверное, не в силах передать, какие чувства вы во мне вызываете, Сонечка. Вы – моя жизнь... – выдохнул он.
Каким-то образом их лица оказались рядом, Соня закрыла глаза... Они поцеловались – Митя даже не понял, слишком быстро или слишком долго длился этот поцелуй.
– Послушайте, Сонечка... Я могу надеяться, что когда-нибудь (вероятно, это произойдет не скоро) я смогу прийти к вашему отцу, Петру Глебовичу, и попросить у него вашей руки? Знаете, мне будет в сто раз легче жить, если я буду знать, что этот день когда-нибудь наступит...
– Да! – не раздумывая, ответила Соня. Глаза ее блестели в полутьме.
Митя снова обнял ее – даже не обнял, а сгреб в охапку, поскольку острота момента сделала его неуклюжим.
– Только не обещайте мне ничего! – счастливо пробормотала Соня, уткнувшись ему лицом в плечо. – Я слышала, мужчины часто не сдерживают своих обещаний... Митенька, если ты передумаешь, я никогда не упрекну тебя.
– «Ты»?
– Да, ты...
– И ты! – Он поцеловал ее в нос. – Ты, ты, ты...
– Послушай, Митя... – нерешительно произнесла она.
– Что?
– Приходи к нам в следующую субботу, я представлю тебя родителям! Да, точно. Как все просто... Придешь?
– Обязательно! – согласился Митя. – Надеюсь, Петр Глебович не выставит меня за порог...
– Ну что ты! – неуверенно пробормотала Соня.
Они стояли, прижавшись друг к другу, и ни за что не хотели расцеплять рук. Лишь только то обстоятельство, что их могли застать в любой момент, заставило Соню и Митю покинуть это место.
– Сначала иди ты, а потом я...
В зале, среди света и музыки, они снова встретились.
Вальс, мазурка, венгерка, испанка, полька... Нестерпимо блестел натертый пол, кружились пары, улыбались разгоряченные лица.
Мелькнул в толпе Макс Эрден в обнимку с какой-то толстой гимназисткой, лихо кивнул Мите с Соней, а потом умчался дальше.
– Так хорошо! – восхищенно прошептала Соня. – Даже плакать хочется...
– И тебе? – засмеялся Митя. – Будет забавно, если мы оба сейчас начнем рыдать!..
В следующую субботу он отправился к Венедиктовым.
– Ты, брат, главное, не пытайся из себя ничего представлять, – перед тем поучал его Эрден. – Некоторые люди от волнения начинают вести себя так, словно они на сцене спектакль разыгрывают. Я не я, а какой-то совершенно другой персонаж, более значительный и важный... И тем сразу портят впечатление о себе.
– С чего ты взял, что я волнуюсь? – насупился Митя.
– Это и слепой заметил бы! Будь самим собой. Помнишь, мы говорили как-то о равноправии? Не думай о том, что ты чем-то хуже этих людей, что ты недостоин Сонечки, что ты менее значителен, чем есть на самом деле... Я тебя сто лет знаю – ты хороший человек, ты имеешь право на счастье. Оно у всех есть, это право!
Но Митя все равно продолжал волноваться.
И было из-за чего – приняли его у Венедиктовых довольно сдержанно.
Атмосфера в доме у Никитских ворот была совсем иной, нежели в других знакомых Мите домах. Взять тех же Бобровых, например. С утра до вечера толкутся люди, шум, гам, смех, неиссякаемой рекой льется чай и тоннами поглощаются пирожные, добрейшая Анна Леонидовна тщетно пытается навести порядок, отец семейства вообще ни во что не вникает... Все мило, безалаберно и очень весело, как и во многих других московских семьях.
У Венедиктовых, хоть и были они ближайшими родственниками Бобровых, все обстояло иначе. Да, Митю